– Да. Хорошо.
Он погладил Элизабет по голове и тронул пальцами щеку Джона.
Солнце уже взошло. Утро выдалось свежее и ясное, ошеломительно яркое после сумрака и страхов коттеджа.
Сдерживаться необходимости больше не было, и Роберт дышал протяжно, с натугой, почти рыдая, плечи его ходили ходуном.
Он прошел несколько шагов по саду, и тут его затопила радость.
Роберт ощущал, как она струится по рукам и ногам, макушка его, казалось, поползла куда-то, пульсируя, норовя отделиться от головы и взлететь. В груди ширилось чувство полета; дух рвался ввысь, границы тела не смогли удержать его, и он воспарил в небеса.
Тут Роберт обнаружил, что упоение привело его в самую высокую точку сада. Остановился, взглянул на землю и увидел, что ноги его по щиколотку утопают в осыпавшихся за ночь с конского каштана плодах, в глянцевых орешках, прорвавших шипастые зеленые оболочки. Он опустился на колени и набрал в ладонь несколько прекрасных поблескивавших кругляшей. Мальчишкой он весь год ждал этого дня. Теперь пришел Джон, его сын, новое счастье.
Распираемый этим огромным счастьем, Роберт подбросил каштаны в воздух. Они вспугнули ночевавшую в кроне дерева ворону, и птица, сорвавшись с ветки, шумно захлопала крыльями и взвилась в небо, и ее хриплое двусмысленное карканье долгими скрипучими волнами возвращалось к земле, чтобы его слышали все, кто еще жив.