Читаем Графиня Потоцкая. Мемуары. 1794—1820 полностью

После того как король уехал в Петербург, мы вернулись в Белосток, где жила моя тетка, краковская кастелянша [Изабелла Понятовская] – вдова графа Браницкого, краковского кастеляна, и сестра короля Станислава Августа Понятовского. Ее муж играл видную роль в Барской конфедерации[4], а в 1764 году числился среди других претендентов на польскую корону, но когда победа оказалась на стороне его beau frer’z[5], он удалился в свои поместья и жил там по-королевски.

Я застала белостокский замок, когда он еще был убран с изумительным великолепием. Французские обойщики, выписанные за громадные деньги, украсили его такой мебелью, зеркалами и паркетами, какие не стыдно было бы поместить и в Версале. Ничто не могло сравниться с его большими гостиными и вестибюлями, украшенными мраморными колоннами. Этот замок видел в своих стенах знатнейших и высокопоставленнейших особ, посещавших Польшу. Император Павел, будучи еще великим князем, вместе с женой провели здесь несколько дней во время своего знаменитого путешествия по Европе. Расположение садов и парков, роскошь теплиц и оранжерей, великолепие и обилие померанцевых деревьев – все это делало пребывание здесь поистине царским. При жизни краковского кастеляна две труппы – французская и польская, – а также балетная, содержались на его средства, помогая коротать долгие зимние вечера. Театр, расписанный итальянским художником, мог вместить от трехсот до четырехсот зрителей. Он был построен отдельно от замка в начале Оленьего парка. Я еще застала его в довольно хорошем состоянии.

Вот как жили когда-то вельможи, принадлежавшие к противной правительству партии. Мне же остались лишь одни воспоминания, которые я заставляла пересказывать дряхлых слуг.

Вдова графа Браницкого, простая и скромная в своих вкусах, но благородная и великодушная в поступках, тратила на дела благотворительности такие же огромные суммы, как и ее муж на всевозможные празднества и удовольствия. Поддерживая с достоинством положение, которое принадлежало ей по рождению и замужеству, она никогда никому не отказывала в поддержке и самым тщательным образом скрывала многочисленные вспомоществования, оказываемые ею бедным и несчастным. Редко кто до такой степени олицетворял собой здесь, на земле, возможность подобного совершенства. Набожная без ханжества, добрая без слабости, гордая и в то же время мягкосердечная, твердая и чувствительная, делающая добро без хвастовства, великодушная и бескорыстная – она являла собой пример соединения всех добродетелей. Пожалуй, ей недоставало проницательности, но зато никто не обладал таким изящным слогом, таким благородством выражений, никто не умел придать столько блеска своим приемам и в то же время относиться с таким живым и деятельным участием ко всем, кто имел в ней нужду.

Дети мои, когда судьба приведет вас в Белосток, вспомните тогда о ней и обо мне: здесь мирно текли далекие дни моей юности, здесь был решен вопрос о моем браке и здесь же в первый раз я увидела смерть…

Моя мать редко оставляла любимую тетку, и я росла на ее глазах. Зиму мы обычно проводили в Варшаве, а на лето возвращались в этот чудный замок, но с того дня как король был увезен в Петербург, его сестра навсегда поселилась в своем поместье и уже не покидала замка, так что зима 1794 года была последней, которую мы провели в Варшаве.

Я отлично помню переворот, положивший конец нашей политической независимости. С всеобщего согласия Костюшко единодушно вручили командование армией, и он со всем пылом стал на защиту священнейших прав народа. Восемнадцатого апреля мы были разбужены шумом пушечной канонады и ружейной пальбой. Отца не было, и слуги, расхватав оружие, разбежались, бросив нас на произвол судьбы. Нам, женщинам, ничего не оставалось, как собраться на совет, и мы решили, что самый лучший способ избежать опасности – это спрятаться в погреб. Мы провели там целый день в полном неведении.

К трем часам дня ружейная пальба в нашем квартале прекратилась, и мы получили известие от короля, находившегося в замке: он советовал оставить город и попытаться добраться до замка. Мы не нашли ни кучеров, ни лакеев, хотя по загроможденным улицам могла бы, да и то с трудом, проехать лишь одна карета, и поэтому принуждены были пройти пешком все предместье Кракова, где несколько часов тому назад кипел бой. При виде поля, усеянного сотнями трупов, я содрогнулась от ужаса, но это было единственное тяжелое воспоминание, которое у меня тогда осталось. Пули свистели над нашими головами, однако меня это нимало не тревожило.