Читаем Господь управит полностью

Милиционеру после подобного объяснения, осталось лишь размышлять о том, куда, кому и как докладывать, а крестный ход все шел и шел через поля, останавливаясь на поворотах и пересечениях дорог. Даже издалека были слышны песнопения и голос священника, читавшего молитвы. Странно это было… Его, голосок-то батюшкин, в церкви не всегда различали, а здесь и отца Михаила уже не видно, а голос слышно.

Перед тем как выйти к балке, где находилась известная всей округе криница, дорога запетляла в гору с геологической вышкой наверху.

Православные опустились на коленки, а батюшка все воздевал руки к небу, читая молитвы.

Примолкли ребятишки. Среди вздохов, всхлипов и «помоги, Господи» можно было различить лишь жаворонков. Даже ветер затих.

Крестный ход спустился в прохладную, заросшую лесом балку. Пока священник, не спеша, служил водосвятный молебен, а хор распевал «Преполовившуся празднику, жаждущую душу мою благочестия напой водами…», в полях посвежело, появились тучки, а вечером… вечером пошел дождь.

Он шел до пятницы, лишь ненадолго прерываясь, чтобы дать время сельчанам управиться по хозяйству.

В пятницу же, в городе, в малом зале райкома исключали из партии Василия Петровича (с председательского поста его еще в четверг прогнали).

— Как же ты, фронтовик, орденоносец и так на руку попам сыграл? — кипятился партийный секретарь. — Когда весь народ советский к коммунизму стремится, ты мракобесие поддерживаешь!

Грозно смотрели на Василь Петровича и секретарские глаза, и глаза портрета, над секретарем висящего.

— Вот скажи нам, — вопросил секретарь, — зачем ты это сделал?

Ничего не ответил фронтовик. Он просто подошел к окну и открыл его. В зал хлынул поток прохладного, мокрого воздуха. Помещение наполнилось шелестом идущего спасительного дождя.

Через темный лаз церковного сруба пролезли несколько мальчишек с выгоревшими за жаркое лето головами и с облупленными, как на подбор, носами…

В церкви было прохладно, сухо. Пахло зерном и еще чем-то таким… чем, мальчишки не ведали. Да и откуда они могли знать церковный запах?

Вдруг большая церковная дверь заскрипела, приоткрылась, и в храмовый сумрак вошел Василий Петрович.

Деревенская ребятня, в своем невидимом со стороны уголке, притихла. Испугались мальчишки колхозного сторожа: вдруг застукает, и у них больше не будет такого неизвестного никому «штаба»?!

Василий Петрович их не видел. Да и не по сторожевым своим делам в церковь он зашел. Прикрыв дверь, он направился к заброшенному алтарю. Там, вверху, под бывшим куполом сохранилась икона. Василь Петрович не знал, чья это икона, он просто стоял, подняв голову вверх, смотрел на святой образ и тихонько так повторял:

«Управь, Господи!»

Помнится, в древней Шептуховке, это между Миллерово и Чертково в Ростовской области, за водой ходили к колодцу. Для меня, пятилетнего, это было далеко. Колодец располагался рядом с прудами, а недалеко от него стоял старый каменный полуразрушенный дом — помещичья усадьба. Даже название ее не забылось — Соламадьевка.

Почему именно так то место нарекли, сейчас уже не помню. А вот тетки родные, не намного меня старшие, несущие коромысла с ведрами, в которых плавают деревянные кресты — чтобы вода не расплескалась, — очень даже отчетливо в памяти остались. Дома, у бабушки с дедом, колодец был, но воду из него не пили. Жесткая. Сегодня тоже ту воду, которая у меня в квартире из крана два раза в сутки течет, пить не желательно. Хоть и не «жесткая» она…

И вот бегу я как-то во времена те давние за взрослыми «тетками», одной из которых 13, а другой 15 лет, и тоже ведерко тащу. Маленькое. Дед Гриша мне даже щепку дал, чтобы и у меня из ведерка вода не расплескалась. Бегу и на щепку смотрю. Держит воду или не держит? Щепка плавала правильно и вода не выливалась. Но оказалось, что смотреть надобно было на дорожку, которая, как и нынче у скважины, была покрыта льдом.

Упал… Вода и разлилась. Расплакался. Обратно идти далеко, да и рукавицы мокрые. А как без воды домой приду? Что дед скажет?

«Тетки» выручили. Пожалели. Каждая мне из своего ведра водички налила, «чтобы дед не ругался».

Позвонил я сегодня теткам, одной и второй. Рассказал им, что вспомнил, а они — в слезы. В том давнем 60-м я ревел, а теперь они. Какая, все-таки, драгоценная у меня в ведерке вода была! До сих пор плакать хочется.

Морозы нынешней зимой как будто старые года вспомнили. Трескучие морозы. И снега привалило столько, что старики между собой никак к консенсусу прийти не могут, при Хрущеве подобное было в последний раз, или уже при Горбачеве.