как мутная вода талая вода голубая кровь будущий гудрон из всех историй выбрать то чего там нет
всё действительное розумно
22
так приди на Васильевский остров он говорит уже ничего не болит снег избывает стыд
существования в пепле домов несчастных любовей выпавшей буквы в слове «Хлеб и вино»
прочитавшему всё равно вывески эти республики пятой свобода проходит и лжет
за руку нежно берет в кинематографе перья и пыль шелуха
кровь черно-белая копоть на стенах и дым из подъезда
теперь для живых неизвестно кто пишет эти реплики повторяя их по несколько раз нет говорит
ты меня не любишь
если бы любил купил бы мне новую подставку под горячее или ухват
непричастные вещи отчаянья теплые крошки асфальта
нет говорит ты меня не любишь иначе отринул бы весь этот островной быт жил бы дальше
переписывал бы от руки чужие перечни слов которые не спасут и не укажут как надо никого не
спасут ничего не укажут
люди говорит слепы как последыши свинки Пеппы искусственные цветы в переходе гендерно
окрашенный ад
сюда тебя не берут постой тут со своим талончиком
гречневая крупа молода и жизнь не закончится никогда и майские пещи прощения и хоровод
не держись за него так твое от тебя никуда не уйдет
гадательные книги сонники хиромантия для чайников физиогномика
никуда не выходи из своего домика кури самые дешевые сигареты смотри по какой погоде люди
сегодня одеты
запекшаяся кровь под ногтями зимняя бледность юга нехватка света хлорофиллы пластика цве-
тение сада
22
не держись за него так скорее всего уже ничего не надо
так приди на Васильевский что ли твердит как не чувствует боли осадка и галс как не чувствует
ничего из перечисленного но существуя
чем-то существенным по-прежнему здесь рискуя
рисует новую вывеску «Хлеб и вино» кубок с фальшивыми рубинами змею и виноград
такую определенно должны одобрить
23
это всё непродуманность мира французских экзистенциалистов говорит мы не можем представить
мир в котором они живут покупают поздравительные открытки
подписывают чеки задабривают бога самума считают сердечные капли
разматывают клубок несовершенства голод бесконечных историй
в прежний карман прячут сиротские деньги
пересчитывать дни как ситуацию невозможности как сердце не помнит прозу
галантные празднества пустоты погремушки змей резкие цвета прочерки гаммы
где они например мыли руки перед едой рассказывали как прошел день и никто не слушает
а если всё это представить в подробностях прорисовать детали
многословие малых сих мерная посуда мусс
нет говорит это всё никуда не годится а если бы и да всё равно нет
представить если закрыть глаза посчитать до единицы
24
никогда не закончится дискурс войны не размочат любовь словно яблоко в кадке застрявшее в
горле дышите он скажет
снаружи тепло и почти познакомились с этой землей так почтим ее кроме куличей разобранных
домов когда в первый этаж попадет скрепка
а вот верно ли вы любите предавших вас крепко ли держите салфетку
дышите ровно говорит асимптота неуверенного движения по этой нервной поверхности ленты
продуктовых историй
предпочтений покупателя равных себе найти только прежде бросить в корзину крупы несколько
загадок
это ГОСТ распашонки тебя разные растравы изыди говорит
из этой земли всё что можешь унести с собой забери
а что осталось ничейная кровь грубая кость всё что так просто далось
и речь вести о том несть числа медного часа
нет говорит дышите ровно сегодня ретроградный меркурий
никому не уйти от пули от сердечной иглы стебля ромашки
да не любит он тебя разве разделывают любя
голуби ходят по земле смотрят на просо
25
замерзшие оранжады «Титаника» кольца с надписями по кругу о вечной любви
морепродукты щекочут твои лодыжки холод простых чисел после запятой
нет ничего пишущая машинка в багаже кофры прогулки
так они простынут в багажном отделении простыни скошенные лавандой
сухими пайками города где все мертвы но тело хочет праздновать Рождество
распинать белый мел открыток адрес расплывается на твоей руке номер дома
дом превратился в леденец превратности исторического процесса
я не помню где я живу где дети с зеркалами солнечные зайчики простые пространства
и на последней ноте земля исчезает словно ее никогда не было под ногами
не сносила три пары туфель три пары шнурочков шелковых ровных петель пока пришла сюда
в сердцевине цветка находится цветок в сердцевине
26
Киев-Львов
***
я буду ехать в разных видах общественного транспорта и читать твою книгу
при естественном освещении,
чтобы не думать — ребром твоим стать бы. одуванчиков молоко останется с первой свадьбы, разноголосицы канонов — за кого молиться теперь, древоточица-дверь,
ни за живых, ни за мертвых, ни за течь с подкожного борта,
ни за твои кудри — в чистом поле черной кровушки море.
водитель сказал, что нужно садиться с той стороны —
правилам перехода улиц будем почти верны.
отворачиваемся к стенке штукатурку царапать твоим мизинцем.
это царапина та хоть которую я, дерево дерево дверь разных дел влюбиться
могла бы в этот торг бесконечной сладости паутинка летит в асфальт
рад ли ты всему перечисленному квадратная стелла дружбы между нами
тут был самум и плюс там где было равно