Читаем Элеонора Дузе полностью

cnm, голодные мечтатели в дырявых башмаках, предпочитающие хо¬

рошую роль хорошему обеду, чудаки, готовые мириться с любыми

лишениями и даже порой посмеиваться над ними, по над искусством

никогда; большие крепкие семьи, тесно связанные одной глубочай¬

шей страстью, простая, патриархальная жизнь, когда делятся послед¬

ним куском, раз уж нечем больше делиться, и беседуют об искусстве.

Вечные переезды, всегда трудные, каков бы ни был способ передви¬

жения. Вот примерно та действительность, которая окружала меня и

учила в детстве, отрочестве, а позднее в юности познавать мир» *.

Так описывает жизнь бродячих актеров Эрмете Цаккони 13, такой же,

как Дузе, человек театра.

А несколько ранее он рассказывает об уроках отца, которые запе¬

чатлелись у него в памяти на всю жизнь. Отец Эрмете, скромный

актер отнюдь не первоклассной труппы, как-то застал сына в слезах,

Оказывается, за ним гналась ватага мальчишек, как это часто быва¬

ет, с воем, визгом и криками: «Гони его вон, вон, он сын комедиан¬

та!» Узнав, в чем дело, отец взял сына за руку и привел на сцену.

Там он сел, поставил мальчика между колен и медленно произнес

следующее наставление: «Слушай, стоит ли плакать из-за невежест¬

ва этих ребят? Лучше пожалей их, посочувствуй им. Проповедуя с

этой трибуны любовь ко всему доброму и прекрасному, я продолжаю

быть наставником. Играя на сцене, я знакомлю людей с мыслями тех

избранных умов, которые служат на благо человечеству и являются

его славой. Нет, сын мой, театр — это не фабрика лжи и обмана вроде

ярмарочных балаганов, это школа воспитания души. Великие поэты,

мудрые мыслители сочиняют для пас тексты, а мы изучаем их, стара¬

емся понять, а потом растолковываем толпе и, пытаясь вызвать лю¬

бовь к их мыслям, воплощаем в живые страсти, в человеческий крик

творение поэта и нравоучительные высказывания мудреца. Так мы

учим любить родину, семью, все человечество, учим чтить и блюсти

законы, и божественные и человеческие. Так пусть же невежды на¬

зывают тебя комедиантом. Пожалей их и иди своим путем, помни,

что драматический театр — это и школа и храм, где добрые проповед¬

ники воспитывают в духе добра и справедливости слабые и заблуд¬

шие души человеческие».

Следуя традициям, восходящим еще к комедии дель арте, бро¬

дячие труппы часто прибегали к импровизации, вводили в представ¬

ление персонажи, которые, вмешиваясь в ход комедии, вносили в нее

местный колорит и собственные характерные черты. Иногда случа¬

лось, что рядом со знаменитыми масками, такими, как Коломбина,

Арлекин, Бригелла, Пульчинелла, и другими, достаточно хорошо

известными и неизменными, появлялась вдруг новая маска, не столь

примечательная, которая жила лишь до тех пор, пока выступал со¬

здавший ее актер.

Дед Элеоноры Дузе, Луиджи Дузе , был последним из крупных

представителей комедии дель арте.

Он родился в Кьодже в дворянской семье древнего рода, все пред¬

ставители которой начиная с семнадцатого века приобрели извест¬

ность, занимаясь мореплаванием, коммерцией либо, наконец, наукой.

Луиджи Дузе начал свою карьеру скромным служащим в ломбарде

города Падуи. Потом он увлекся любительским театром и в конце

концов поддался искушению и целиком посвятил свою жизнь сцене.

Будучи уже отцом двоих детей, он получил ангажемент у знаменито¬

го Анджело Роза 16 и стал во главе собственной труппы.

В Венеции его труппа пришлась по душе публике. Четырнадцать

лет прожил он в этом городе, имел немалый успех и был широко

известен. Выражаясь фигурально, Дузе был последним аристократом

венецианской комедии. Он умел раскрыть всю прелесть репертуара

Гольдони, вдохновенно создавая на сцене сочные, правдивые образы

его комедий, и начал новую эпоху в истории театра. Он отказался от

традиционных масок, всячески содействовал реформе комедии дель

арте, требуя от артиста точного знания текста роли, и говорил, что

ему становится просто не по себе, если какой-нибудь актер произно¬

сит отсебятину вместо написанного Гольдони или Гоцци.

На сцене он изображал определенный тип, создал новую комиче¬

скую маску — Джакометто, которая имела успех и была тепло приня¬

та публикой. Жорж Занд в своей книге «История моей жизни» рас¬

сказывает, как во время пребывания в Венеции вместе с Альфредом

де Мюссе она аплодировала Луиджи Дузе, не превзойденному в своих

монологах — живых, остроумных, ни в коем случае не тривиальных.

Когда успех у вепецианцев несколько уменьшился, Дузе пере¬

ехал в Падую, где публика, по большей части студенты, была столь

же полна энтузиазма, сколь пуст был ее карман. Однако для Луиджи

деньги никогда не имели большого значения. Кто мог, покупал биле¬

ты за деньги, кто не мог, приносил колбасу, маццоро, каплуна или

связку лука. «Что принесешь, сынок, то и ладно, все пригодится»,—

говорил Луиджи и умудрился благодаря этим приношениям по¬

строить Театр Дузе на площади Гаццерия, напротив кафе Педрок-

ки. На фронтоне сцены по его указанию было крупными буквами на¬

писано:

«Народу Падуи посвящает

признательный Луиджи Дузе»

Однако именно в Падуе его ждал полный крах.

Его театр превратился в своего рода трибуну для провозглашения