Читаем Две художественные версии Творения "День" Айги и "Допотопное Евангелие К.Кедрова 1976-1977 полностью

Повествование ведется в прошедшем времени, т.к. оно уже запечатлено в памяти поэта. Важно, что «о т о м – только так и сказалось». Впечатление осталось неизменным, как и само солнце. Поэт, подобно ему, постоянно совершающему акт творения, рассказ свой «вновь начинает». В последних строках Айги показывает, что «два дня – осознанного солнца» закончились, и Солнце остается самим собой – недоступным для нашего понимания «СамОопредеЛЕНием ЯСНым».

Во всем стихотворении наиболее частотными оказываются звуки Н, С, Д, что подтверждает статистический подсчет. Н употребляется чаще обычного в 1,82 раза, С - 0,87 раза, Д – 0,63 раза. На повторяемости этих согласных строится текст – анаграммируются слова «СолНце» и «ДеНь». Интересно то, что в первой части также доминирующим оказывается звук З (ср. здесь он возникает 14 раз, во второй «день» – всего 3). Это объясняет последняя строка: «День Солнца – о с о з н а н н о г о». В слове «ОСОЗНАНИЕ» скрыто, т.е. находится ЗА ним слово СОЛНЦЕ. Более того, выражается мысль о наличии знания о дне творения. Вторая часть реализует уже другую семантику - самодостаточности солнца, не нуждающегося в постороннем знании о нем.

В поэме Кедрова, в отличие от стихотворения Айги, анаграмма носит локальный характер и, на наш взгляд, напрямую не соотносится с названием. Однако, как и в случае с Айги, повторяющиеся звукобуквенные сочетания актуализируют ключевые слова из словаря поэта. Так, с определенного момента поэмы начинает воспроизводиться фонетический состав слова КРЕСТ.

Стикс стих

скит тих

скат скот

Тоска Ионы (2, 431)

Стих здесь и есть притихший Стикс, строка, вечно возвращающаяся назад. Подтверждением этому служит древнегреческое произнесение буквы Х как «кс», дающее нам слово «Стикс». Вторая строка строится на палиндроме. Скит тоже тих в соответствии с заданным принципом чтения. Четвертая строка возникает в результате анаграммирования третьей строки. Развивается же текст за счет усиления семы замкнутости пространства. Не случайно в подтексте возникает мотив выворачивания. Слово «выворачивание» не эксплицировано, но анаграмматически выражено в строке: «во чреве червленом». Конструкции «ЧРВ»/«ВРЧ» наиболее частотны в поэзии Кедрова (например, «Червь, /вывернувшись наизнанку чревом, /в себя вмещает яблоко и древо»). Здесь:

кит — червь верченый

во чреве скит

червя время —

чрево (2, 431)

Возникают оппозиции пустоты и полноты, поглощения и выворачивания, внутреннего и внешнего. Интересно, что подготавливают появление слова «время» визуально выделенные в брахиколон, создающие напряжение в равновесии слова:

кит

тик

так (2, 431)

Позднее, в связи с актуализацией времени будет обозначена мера:

Мера мора — море

Мера моря — мор

Ора орел — ореол (2, 431)

Анаграммируется, на наш взгляд, латинское изречение «memento more» (русское прочтение – море). Кроме того, возникает звуковая аллюзия на египетского бога солнца РА. Он включается в контекст, пронизанный образными аналогиями, за счет которых смещаются не только пространственные, но и временные границы. Как и у Айги, возникает ощущение вечно переписывающего дня творения: Ариман, зороастрийский бог тьмы, анаграмматически выворачивается в Амирани – древнегрузинского Прометея, славянский Перун оказывается светлым «рунопреемником»:

перл светозар

Ра — разума зов

воз

четырех колес

солнечный хор колес

Четыре солнца взошли

скрипя ободьями ввысь

ползли не спеша в небеса

позванивая спицами лиц

В колеснице ехал Илия (2, 432)

Зов Ра откликается «хором колес», «пОЗВаниванием спиц». Зов/звук, оборачиваясь, становится отяжеленным предметной материей возом, однако способным к подъему. Последнее анаграмматически обусловлено и выражено приставкой в слове ВЗОшли. Если у Айги возникает драма между скрытым и явленным нам (солнце лишь вспышка на небосклоне, не случайно используются слова с одной и той же семантикой: «пробиваясь внезапно», «вдруг», «догадка случайная»), то у Кедрова она снята за счет эпизации картины (здесь и широкий охват изображаемого, и неторопливый темп описания, соответствующий движению колесницы - «ползли не спеша»). Однако он резко обрывается введением шутовского эпизода поездки Ванька Холуя на ярмарку. Горизонталь, таким образом, уравновешивает вертикаль (вознесение на небо), отсюда - «ВЕСЫ-НЕБЕСА». Ванька показывает «за три копейки» «ДЗЫНЬ» - фонетический перевертыш НИЗа – семантический антипод зова. Вслед за ним появляется и «ВиЗГ», и «ляЗГ», которые также «отягчаются» при анаграмматическом перевоплощении в образ «ГВоЗДя», а «ХРуСТ» и «ТРеСК» трансформируются в «ХРиСТа» и «КРеСТ». Предметный и божественный составляющие мира оказываются соотнесены посредством аллюзии на новозаветный сюжет распятия сына Господа. Крест образуется за счет отображения динамики в двух измерениях. Она подчеркнута включением древнегреческого мифа в анаграмматический ряд:

Дедал делал рыдал

Икар икал лак лакал и кал (2, 433)