Читаем Дневник загадочных писем (ЛП) полностью

Оглядевшись, чтобы убедиться, что поблизости нет никого, могущего отравить ему жизнь, Тик поправил свой полосатый красно-черный шарф, который он носил, не снимая, чтобы спрятать уродливое лиловое пятно на шее — уродливое, неправильной формы родимое пятно, похожее по размеру на след от стакана. Эту штуку он ненавидел в себе больше всего на свете и, как бы родители ни пытались его отговорить, прятал ее под шарфом каждый день, даже летом, когда ткань пропитывалась потом. Теперь, когда зима вступала в свои права, люди перестали странно смотреть на его замотанную шею. И только кучка дураков по-прежнему шутила про Тошношарф.

Он углубился в коридор, направляясь к выходу, ведущему на улицу, по которой Тик ходил домой. Он жил недалеко от школы, что было очень удачно, поскольку все автобусы давно ушли. Он завернул за угол и увидел мистера Чу, преподавателя естественных наук, выходящего из учительской с сумкой в руках.

— Это же мистер Хиггинботтом! — сказал долговязый мужчина, широко улыбаясь. — Почему ты еще здесь? Хочешь получить дополнительное домашнее задание? — Его прямые черные волосы почти доставали до плеч. Тик подумал, что его мама непременно сказала бы, что мистеру Чу нужно подстричься, но Тику казалось, что он выглядит круто.

Тик рассмеялся:

— Нет, мне кажется, вы достаточно нам задали. Хорошо, если я к понедельнику сделаю хотя бы половину.

— Хм-м, — ответил мистер Чу. Он протянул руку и похлопал Тика по спине: — Насколько я тебя знаю, ты все сделал к концу большой перемены.

Тик сглотнул. Ему было стыдно признавать, что его учитель был абсолютно прав. «Ну да, я ботаник, — подумал он. — Однажды это сделает меня дико чертовски невероятно богатым». Тик был рад, что он хотя бы не выглядел как карикатурный заучка. Его каштановые волосы не были жирными, он не носил очков и обладал крепким телосложением. Единственным его недостатком было это родимое пятно. И, конечно, тот факт, что он был неуклюжим, как одноногий пьяницы. Но, как утверждал его отец, этим он не отличался от своих ровесников и через несколько лет должен был перерасти свою неуклюжесть.

У Тика почему-то не получалось найти общий язык со своими ровесниками. Ему было сложно разговаривать с ними, не говоря уже о том, чтобы дружить. А ему хотелось иметь друзей. Очень хотелось. «Бедный, бедный я», — подумал он.

— Судя по тому, что я не слышу остроумного ответа, а в твоих руках нет ни одного учебника, я прав, — сказал мистер Чу. — Ты слишком умен для седьмого класса, Тик. Тебя надо перевести на пару лет повыше.

— Чтобы меня еще сильнее задирали? Нет, спасибо.

Улыбка сошла с лица мистера Чу. Он уставился в пол:

— Я не могу смотреть на то, что эти дети с тобой делают. Если бы я мог…

— Знаю, мистер Чу. Вы бы их вздули, если бы не эти несчастные законы.

Тик почувствовал облегчение, когда мистер Чу перестал хмуриться.

— Именно, Тик. Я бы отправил всех этих бездельников в больницу, если бы мне это сошло с рук. Они все — просто кучка ни на что не годных тунеядцев. Через пятнадцать лет они все будут смотреть на тебя снизу вверх. Помни об этом, ладно?

— Да, сэр.

— Отлично. А теперь беги домой. У твоей мамы наверняка печенье в духовке. Увидимся в понедельник.

— О-кей. Увидимся, мистер Чу. — Тик помахал ему, а потом поспешил к выходу.

Он упал всего один раз.

— Я дома! — проорал Тик, захлопывая входную дверь. Его четырехлетняя сестра Кэйла играла в гостиной со своим чайным набором, и ее вьющиеся светлые волосы колыхались при каждом движении. Она сидела рядом с пианино, из которого их старшая сестра Лиза выбивала что-то жуткое (что она, конечно же, спишет на расстроенное пианино). Тик бросил рюкзак на пол и повесил свою куртку на деревянную вешалку рядом с дверью.

— Что нового, Тигр? — спросила мама, устремляясь в прихожую и на ходу заправляя за ухо прядь каштановых волос. На ее изящном лице выделялись покрасневшие от жара духовки щеки, со лба стекал пот. Лорена Хиггинботтом просто обожала готовить, и все в Дир-парке это знали. — Я только что поставила печенье.

В точку, мистер Чу.

— Мама, — взмолился Тик. — Люди перестали называть друг друга тиграми задолго до моего рождения. Почему ты не называешь меня «Тик», как все остальные?

Мать преувеличенно громко вздохнула:

— Это самое ужасное прозвище, какое я только слышала. — Ты хотя бы знаешь, что оно означает?

— Да, это когда ты все время корчишь рожи и не можешь перестать [1]. — Тик подергал мышцами щеки. Кэйла поглядела на него и хихикнула.

— Прелестно, — сказала мама. — И тебе нравится называться в честь заболевания?

Тик пожал плечами:

— Все же лучше, чем Аттикус. Лучше бы меня звали… пусть даже Уилбером.

Мама рассмеялась, хотя и пыталась сдержаться.

— Когда папа придет? — спросил Тик.

— Думаю, как обычно, — ответила мама. — А что?

— Он мне должен партию в «Футбол-3000».

Мама воздела руки к небу в наигранном отчаянии:

— Ну, тогда, думаю, придется мне позвонить ему и сказать, что он обязан немедленно прийти домой.