Читаем Затерянные в джунглях полностью

– Хочу бизнес начать, – пояснил он, жестикулируя так, что Быкову приходилось быть начеку, чтобы не попасть ему под руку. – Деньги нужны. Учи меня фото, Дима́. Буду продавать фото в Штаты, как ты. Как много долларов они платить?

Пришлось долго объяснять ему, что стать фотографом так же непросто, как, например, художником. Мануэль, правда, не поверил, но не обиделся, а выдвинул новое предложение:

– Я быть твой гид, Дима́. Знаю каждый улица, каждый дом. Что хочешь увидеть?

– Только корриду, – сказал Быков, надеясь, что этим разговор и закончится.

Он ошибался. Мануэль оказался экспертом по перуанским боям быков. Он заявил, что может провести Быкова на стадион за два часа до начала представления, после чего они задержатся там, чтобы сделать снимки усталых матадоров и убитых быков.

– Если повезет, – сказал Мануэль, – матадор тоже будет мертвый.

– Не дай бог! – испугался Быков. – Типун тебе на язык.

– Что есть типун?

– Понимаешь…

Пока Быков путано объяснял, что он имел в виду, Мануэль лишь делал вид, что слушает, а сам посылал огненные взгляды в сторону скандинавских туристок, появившихся в поле его зрения. Но потом колоссальным усилием воли он взял себя в руки и заставил вернуться к важному для себя разговору.

– Я брать мало, – сказал Мануэль, показывая кончик мизинца. – Ты мой друг, Дима́. – Опять это нелепое произношение с ударением на «а». – Плата пять сотен доллар.

– Нет, – покачал головой Быков. – Это для меня слишком много. Я не из Лихтенштейна приехал.

– Из Лихтенштейна?

– Забудь. Просто я не могу выложить пятьсот долларов за удовольствие пройти с черного хода. Я лучше себе билет куплю.

– Ничего не видно с трибуна, – предупредил Мануэль. – Маленькие люди, маленькие быки. Кто купит такая фотография?

Тут он был прав. Но за свою достаточно долгую карьеру фотографа Дмитрий Быков успел усвоить, что нельзя ни на что соглашаться, не поторговавшись как следует и не попытавшись добиться максимально выгодных для себя условий. Чем беднее страна, в которой работаешь, тем больше в ней всякого рода жуликов и проходимцев, желающих заполучить твой бумажник. Бедный человек совсем не обязательно честен, даже, пожалуй, наоборот. Голод и нищета пробуждают в людях далеко не самые лучшие качества. Мануэль Быкову нравился, но не настолько, чтобы безропотно отдавать ему свои денежки. Не с неба упавшие, кстати говоря. Они были заработаны не самым тяжелым, но часто рискованным трудом.

– Сто долларов, – сказал Быков. – Половину вперед.

– Я должен буду платить людям на стадион, – напомнил Мануэль. – Все хотеть мани-мани.

– А ты им не плати. Просто проведи меня – и все.

– Хорошо. Четыреста доллар.

В конечном итоге сошлись на ста пятидесяти. Семьдесят пять Мануэль взял сразу и тут же исчез. А теперь вдруг объявился в Мирафлоресе: здрасьте, мол, давненько тебя не было видно, Дима. Переведя разговор с погоды на пирамиды, а потом – на животрепещущую тему фасонов современных купальников, Мануэль то и дело посматривал на стакан Быкова. Пришлось заказать и ему такой же.

– Когда на стадион? – спросил Быков, глядя в шоколадные глаза перуанца.

Тот поперхнулся напитком, а когда откашлялся, заявил:

– Сегодня. Я бегать тебя искать весь город. Сегодня воскресенье, день коррида. Я бояться тебя не найти.

Быкову стало стыдно. Он часто давал себе зарок не думать о людях плохо, пока они не сделают какую-нибудь гадость, но редко сдерживал это обещание.

– Почему не позвонил? – спросил Быков, чувствуя, как лоб, щеки и шея наливаются предательским жаром.

– Денег счет нет. – Мануэль развел руками.

– Я же тебе заплатил.

– О, эти деньги пошли на стадион. Ты мой амиго, Дима́. Я не оставлять себе ни один сантим.

Быков принялся вытирать лицо салфеткой, как будто надеясь избавиться от вызванного смущением румянца.

– Во сколько? – спросил он.

– Идти сейчас, – сказал Мануэль. – Камера с тобой, я видеть. Экселент. Еще по один писко – и вперед.

– Да, конечно.

Радуясь, что появилась возможность хоть как-то заглушить угрызения совести, Быков поманил официанта. Через минуту на столе появилась пара высоких запотевших стаканов.

«Лучше бы воздержаться», – подумал Быков и сделал большой глоток.

Его лицо, сохранившее румянец, смягчилось и даже как бы помолодело. Сейчас Быков выглядел лет на тридцать пять, не больше. Кудрявая шевелюра и мушкетерские усы придавали ему сходство с д’Артаньяном. После памятного путешествия на песчаный австралийский остров Фрейзер Быков заметно похудел и весил теперь около восьмидесяти пяти килограммов, что при его среднем росте было не так уж много. Несмотря на то что ему часто приходилось бывать под палящим солнцем, он почти не загорел, оставаясь довольно бледным по сравнению со смуглым Мануэлем.

– Я готов, – провозгласил Быков, лихо ударив стеклянным донышком об стол.

– Отлично, – сказал Мануэль, допивая свой напиток. – Хочу предупредить, Дима: на стадионе я разговаривать, ты молчать. Только фотографировать. – Он нажал пальцем воображаемую кнопку. – Посторонним вход запрещен строго. Никому не говорить, что ты профи. Я сказать: ты жених моя сестра.