Читаем Второй год полностью

То, что я со второго взвода связи — это у меня на роже написано. За три месяца я уже успел примелькаться в полку, а кроме того в наряды заступал я через сутки и с дежурными других рот я сталкивался за дежурство несколько раз в сутки на разводе и в штабе. Мандавошки в моих петлицах не оставляли никаких сомнений в моей принадлежности к роду войск и перепутать меня с пехотой мог только близорукий. Но как он узнал про тревогу?! И не просто про тревогу, а даже про то, что поднимут только наш батальон и полковую разведку? Хотя, чему тут удивляться? Эрмеошники — они везде: в столовых, на складах, в прачке. Крутятся возле шакалов, подслушивают разговоры, а потом делятся услышанным в роте. Вот их дежурный и в курсе.

Я вернулся в палатку как раз вовремя: в другую дверь одновременно со мной вошли Баценков и Скубиев.

— Батальон, тревога, — спокойно бросил комбат, — Сэмэн, отпирай оружейку, выдавай оружие.

— Батальо-о-он! Трево-о-ога! — с воплем побежал дневальный по передней линейке.

Не суетясь к своим оружейкам подошли и стали открывать замки дежурные стрелецких рот. Пехота змейками выстраивалась в очереди на получение оружия и бронежилетов. Офицеры управления батальона разобрали свои автоматы, за ними связисты вытаскивали АК-74 из пирамид и накидывали на себя бронежилеты.

— Сань, — спросил я Полтаву, — что случилось-то?

— Да-а, — отмахнулся он от меня, — урод один под утро сбежал. Сиглер.

Сиглер? Я уже слышал эту фамилию. Причем совсем недавно.

"Ах, да!", — вспомнил я, — "совсем недавно мы с этим Сиглером на губе в одной камере сидели. Его тогда еще Аскер гонял. И, помнится, он уже убегал один раз из полка. Неужто, второй раз намылился?".

Пока пехота получала оружие и выстраивалась на плацу, водители бэтээров зашагали в парк: оружие за них получат башенные, а для них сейчас важнее машины из парка выгнать и построить их за полком. Комбат тем временем ставил задачу командирам рот на прочесывание прилегающей к полку местности: пустыни с юга и сопок на севере. Мне смотреть на них было неинтересно и я пошел в палатку спать. Что я? Батальона на разводе никогда не видел что ли? А дневной сон дежурного по взводу — это святое. Черт с ней, с этой библиотекой: мне и так осталось меньше трех часов спать, а ночь была бурная, если не сказать драматическая. Одного из наших чуть не убили уроды-черпаки, да и мне досталось будь здоров.

Я лег и провалился в странный сон, в котором смешались явь и сновидения. Я заново переживал события последней ночи, когда нас крепко били за отказ чирикать. Только во сне нас строили не в палатке, а водили по полку и били в разных местах. Вот в столовой черпаки тыкают в чистый стол, говорят что он грязный и сокрушающий кулак Кравцова обрушивается на мою грудь. Вот в штабе полка возле Знамени части этот же Кравцов упрекает меня в том, что я вовремя не доложился дежурному по полку и наш взвод весь следующий день остается без горячей пищи. Я хочу оправдаться, сказать, что уже все давно доложил и дал раскладку на следующий день, и что в столовой мы с хлоркой вымыли и вытерли наши столы и в хлорке же замочили кружки, но черпаки сзади бьют меня ладонями по ушам и у меня начинает звенеть в голове. Сквозь звон я различаю голоса комбата и начальника штаба батальона, но слов разобрать не могу. О чем они говорят? Мне хочется оправдаться и перед ними и доложить комбату заученные мной наизусть таблицы поправок для АК-74 и для РПГ-7, но понимаю, что мои оправдания неуместны, потому, что нужно бороться с дедовщиной в батальоне. Зачем с ней бороться? А и в самом деле — зачем?

— Зачем с ней бороться? — доносится до меня из-за перегородки голос Скубиева.

— Да как ты не понимаешь, Сергей Александрович, — приглушенно отвечает комбат, — как ты не понимаешь, что дедовщина расшатывает воинскую дисциплину. Что существование параллельной иерархии подрывает сам принцип единоначалия и авторитет командира-единоначальника. Знаешь из-за чего в Финской войне были такие потери? Из-за того, что бойцы обсуждали приказы командиров. И я не допущу, чтобы в моем батальоне обсуждались приказы.

— Ну, Владимир, Васильевич, положим, что твои приказы никто не обсуждает.

— А приказы ротных? Я не говорю уже о взводных. Каждый приказ взводного проходит через утверждение дедов. Этакий Совет солдатских депутатов. Если деды посчитают приказ разумным, то взвод станет его выполнять. Если дедам что-то не понравится, то они саботируют выполнение приказа.

— Так что же в этом плохого? Бойцы второй год воюют. У них уже есть опыт ведения боевых действий в условиях горно-пустынной местности. Они уже умеют воевать. А допусти взводного, который только что пришел из Союза, до командования, он тебе такого накомандует… Сам потом рад не будешь.

— Все равно, — настаивал на своем Баценков, — он — командир. Он должен набираться боевого опыта. В том числе опыта командования в боевой обстановке.