Читаем Возвращение на Алу полностью

— Мои люди остались там, я здесь один. Никому из вас я не опасен: это за мной охотятся сыскари. Когда ваши разъедутся, я просто сяду в свою скорлупку и выгребу на сушу. Но вот беда: если я возьму тебя в заложницы, тебя хватятся, начнут прочесывать весь остров. А когда найдут, я свою жизнь дешево не продам — ну, ты понимаешь? — он задорно подмигнул, и выражение его лица столь не подходило к серьезности того, о чем он сказал, что Танэ-Ра подивилась, каким нужно быть безрассудно смелым, чтобы выстроить под такой распорядок свою жизнь. — Поэтому у нас с тобой один выход: ты возвращаешься к своим, отвлекаешь их и уводишь на ту сторону острова, а я в это время подобру-поздорову уплываю отсюда вон с той стороны. И не вздумай устраивать мне ловушку, иначе ваш праздник закончится еще несколькими трупами, кроме одного моего.

Пока он говорил, Танэ-Ра не сводила с него взгляда, следила за губами, произносившими страшные слова — и не пугалась; заглядывала в смешливые серые глаза — и не видела там разбойной жестокости. Она даже не знала, что так бывает в жизни. Встречая подобное в глупых книжонках, Танэ-Ра всегда отдавала себе отчет, что это придумано для красивости и трогательности сюжета, и после третьего однообразного и раздражающего описания перестала читать беллетристику совсем. А сейчас она смотрела на этого отчаянного парня и понимала: здесь что-то не так. Может быть, он натерся каким-нибудь приворотным зельем? Но отчего же тогда и в его взгляде мелькает удивление пополам с восхищением? Он вроде бы и угрожает, а по всему видно, что не тронет ее пальцем.

— Я не выдам вас, — сказала царица. — Не нужно бежать сейчас, переждите, мы уедем после заката. Никто вас не потревожит.

Почему-то он ей поверил и не стал возражать, когда она встала и пошла к выходу из пещеры.

— Эй!

Танэ-Ра вздрогнула и оглянулась через плечо. Он по-прежнему сидел на камне и насмешливо смотрел на нее:

— А ты мне соврала!

— В чем?

— Ты не можешь быть одной из этих чванливых дур. Слишком умна и слишком хороша собой для жены какого-то советника. Если ты вообще чья-то жена, — он подмигнул и махнул рукой. — Ну давай, давай, проваливай, важная цаца!

И в речи его было не пренебрежение, а какая-то странная фамильярная ласковость, которая совсем ее не оскорбила. Откуда вообще ему знать, какими бывают жены советников, этому простолюдину?! А при этом… хм!.. при этом он прав!

Танэ-Ра и не подозревала, что после ее ухода мятежник, поднеся к переломанному носу обернутую замызганной повязкой ладонь, вдохнет сохранившийся в ткани запах благовоний, дернет темными бровями и с изумлением покачает головой.

Правитель не особенно интересовался ее жизнью, а потому даже и не узнал, что по возвращении жена потребовала у советника по сыску протоколы, заведенные на мятежников. Однако принес их другой человек. Поджарый и темноглазый Паском был духовным наставником Правителя, он тоже входил в совет и консультировал по юридическим и медицинским вопросам.

— Как вы распорядились, царица, — сказал он, выставив на ее стол целую коробку со свитками.

Она могла бы поклясться, что в какой-то миг на непроницаемом лице духовника проступило любопытство. Мол, не поделитесь ли, зачем вам это все? Но, конечно, перебирать документы в его присутствии она не стала, дождалась ухода.

Когда лица на снимках и имена в подписях к ним уже слились для Танэ-Ра в хаотическое наваждение, взгляд выхватил то, что она искала.

Здесь он был гладко выбрит и причесан. А белозубая улыбка, мягкий, лукавый прищур и азартный огонек в серых зрачках — все те же. Не узнать невозможно.

— Не может быть! — вырвалось у Танэ-Ра.

Это был лидер мятежников, сумасбродный Тассатио. Сколько всего она слышала о нем, но ни разу не доводилось поинтересоваться больше, а тем паче — увидеть!

Невероятно! В досье сухо сообщались одни факты, и эти факты поразили царицу до глубины души. Потомок аристократического аллийского рода, талантливейший скульптор, с восемнадцати лет и вплоть до эмиграции он служил при Храме в их родном городе — Гатанаравелле. Танэ-Ра была тогда еще слишком мала, чтобы хорошо помнить столицу, навеки стертую с лица планеты несколькими ударами камней с неба. Но как этот скульптор стал преступником, отъявленным головорезом, если верить тому, о чем судачили при дворе? Что надоумило его пойти против сограждан? Здесь, в этих свитках, ответов не было.

Танэ-Ра ухватилась за голову, тонкими пальцами сжала виски. Похоже, ей на роду было написано влюбиться в разбойника. Он сумасшедший, это явно, однако забыть его ей не удалось ни прошлой ночью, ни весь нынешний день.