Читаем Век амбиций полностью

Некоторым экономический бум доставил состояние: число миллиардеров в Китае растет быстрее, чем где бы то ни было. Среди плутократов есть и прожженные мошенники, и высокие начальники, и промежуточные варианты. Однако большинству населения расцвет лишь позволил сделать неуверенные шаги в сторону от нищеты. Это самый заметный единовременный рост благосостояния в современную эпоху. В 1978 средний доход в Китае составлял эквивалент двухсот долларов. К 2014 году он достиг шести тысяч. Люди получили возможность жить дольше, быть здоровее и получать лучшее образование.

Смысл происходящего часто ускользал от меня. Приходилось обращаться к статистике. За годы моей работы в Китае протяженность линий пекинского метро увеличилась вчетверо, объем продаж мобильных телефонов – втрое, а объем пассажирских авиаперевозок удвоился. Но цифрами я был впечатлен меньше, чем не поддающейся измерению переменой: еще поколение назад туристы удивлялись однообразию страны. Для иностранцев Мао был “повелителем синих муравьев”, светским божеством страны спецовок и производственных бригад. Стереотипное представление о китайцах как о безликих и бесчувственных роботах частично сохранилось и сейчас: официальный Китай напоминал гостям, что это нация рабочих отрядов, коммун, самопожертвования.

Но в том Китае, который увидел я, национальная история, некогда монолитная, распалась на тысячи личных историй. Это время, когда амбиции деревенского правоведа могут подвергнуть испытанию отношения между двумя могущественными государствами. Это эпоха, когда крестьянская дочь может перейти от сборочного конвейера в зал заседаний совета директоров так быстро, что ей не хватит времени избавиться от деревенских манер и страхов. Это момент, когда личность становится движущей силой политической, экономической и частной жизни, а индивидуальность – качеством настолько важным для нового поколения, что сын шахтера может посчитать самым главным для себя – увидеть свое имя на книжной обложке.

От наступления “века амбиций” более всех выиграла Коммунистическая партия. В 2011 году она отпраздновала девяностолетний юбилей – хотя в конце холодной войны это казалось немыслимым. Лидеры Китая поклялись не повторить ошибок Советского Союза. В 2011 году, когда рушились арабские диктатуры, КПК устояла. Партия отказалась от священных книг, но сохранила святых: Маркса забыли, но портрет Мао на площади Тяньаньмэнь – оставили.

Партия уже не обещала равенство или отмену тяжелого труда – она сулила процветание, гордость и силу. Некоторое время люди довольствовались этим. Потом они стали желать большего и, наверное, ничего не возжаждали так сильно, как информации. Новые технологии внесли разлад в непрозрачную политическую культуру, тайны перестали быть тайнами, а люди, когда-то разобщенные, объединились. И чем больше партия пыталась ограничить распространение информации, тем настойчивее ее требовали рядовые китайцы.

Китай раздирают противоречия. Это крупнейший в мире рынок сбыта для “Луи Виттон” и второй (после США) – для “Роллс-Ройс” и “Феррари”. При этом страной правит марксистско-ленинская партия, вымарывающая слово “роскошь” на билбордах. Разрыв в показателях продолжительности жизни и доходов в богатейших городах Китая и его беднейших провинциях такой же, как между Нью-Йорком и Ганой. В Китае две самые дорогие в мире ИТ-компании и больше интернет-пользователей, чем в США, – и при этом правительство делает все для ограничения свободы выражения. Китай никогда не был настолько ярким, урбанизированным и процветающим, как теперь. И все же это единственная страна, где лауреата Нобелевской премии держат за решеткой.

Нынешний Китай иногда сравнивают с Японией 80-х годов: за сто квадратных метров в центре Токио тогда платили миллион долларов, а магнаты потягивали коктейли со льдом из самой Антарктиды. Однако к 1991 году в Японии наступила сильнейшая в истории современного капитализма дефляция. Впрочем, это лишь поверхностное сходство: когда “пузырь” лопнул, в Японии была зрелая экономика, а Китай остается бедной страной и средний китаец зарабатывает столько, сколько средний японец в 1970 году. С другой стороны, чеканящие шаг военные, перебежчики и диссиденты напоминают о временах Советского Союза и даже нацистской Германии. Однако Китай не угрожал “закопать” Америку, как Хрущев, и самые пламенные националисты здесь не желают расширения империи или этнических чисток.