Читаем Вашингтон полностью

Я не преминул воспользоваться приглашением. За столом нас было пятеро или шестеро. Разговор шел о Французской революции. Генерал показал нам ключ от Бастилии. Эти ключи… были не что иное, как игрушки, которые в те времена раздавали направо и налево… Если бы Вашингтон знал, как низко пали покорители Бастилии, он меньше дорожил бы своей реликвией… В десять вечера я простился с Вашингтоном; больше я никогда не видел его… Такова была моя встреча с солдатом-гражданином, освободителем целого мира. Вашингтон сошел в могилу прежде, чем я снискал хоть малейшее признание; я промелькнул перед ним ничтожной тенью; он явился мне в блеске своей славы, я ему — во мраке своей безвестности: имя мое, должно быть, тотчас изгладилось из его памяти; однако какое счастье, что взгляд его упал на меня! Мысль об этом согревала весь остаток моих дней: взгляд великого человека наделен благодетельной силою».[2]

Почти вслед за Шатобрианом судьба занесла в Соединенные Штаты другую будущую знаменитость — Шарля Мориса де Талейрана, находившегося тогда еще в самом начале своей долгой и причудливой карьеры. Из крупных государственных деятелей Америки Талейран подружился лишь с Александром Гамильтоном. С Вашингтоном ему встретиться не довелось, но вот расспросить американцев об их великом соотечественнике любознательный француз, разумеется, не преминул. Результат расспросов, по-видимому, озадачил Шарля Мориса: «Вынужденный остановиться вследствие сильной грозы в Макиа… у границы восточных провинций, я задал несколько вопросов человеку, у которого я жил. Он занимал лучший дом в этом месте и был, как говорят там, человеком весьма почтенным. Когда тема о качестве земель и цене их была исчерпана, я спросил его, бывал ли он в Филадельфии. Он ответил, что еще не бывал, а между тем ему было около сорока пяти лет. Я едва решился спросить его, знает ли он генерала Вашингтона. «Я никогда не видел его», — сказал он мне. «Если бы вы отправились в Вашингтон, были бы вы рады увидеть его?» — «О да! Конечно, но я бы особенно хотел, — добавил он с оживленным взором, — видеть Бингама, про которого говорят, что он так богат».[3]

Свидетельство Талейрана очень интересно, интересно, по крайней мере, тем, что показывает то, что «элита» американского общества ценила больше всего на свете, еще на заре обретенной Соединенными Штатами независимости, — деньги, деньги, очень много денег. Для «почтенных» обитателей Нового Света толстосум Бингам был, несомненно, куда значительнее первого президента США.

И все же любая нация, даже самая прагматичная из всех, не может обойтись без своих героев, в личности которых плохо ли, хорошо ли воплощаются национальный характер и национальное величие того или иного народа. Герои же появляются в героические времена. Вряд ли кто оспорит тот факт, что таким героическим временем для американцев были долгие семь лет Войны за независимость, с которых, собственно, и начинается национальная история США. «Революционная война за независимость привела к важным переменам в Северной Америке. Создание суверенного государства позволяло реализовать выдвинутые в годы революции требования и самостоятельно решать сложные социально-экономические и политические задачи. Последние десятилетия XVIII в. были насыщены крупными событиями, которые оказали влияние на дальнейшее развитие страны… Этот период американской истории неизменно вызывал значительный интерес и ученых, и политических деятелей. На протяжении двух столетий продолжаются споры о характере и движущих силах революции, ее историческом значении и последствиях. Различные мнения высказываются и о процессах, сопровождавших создание республики США, о периоде ее становления, включая годы, когда во главе ее находился первый президент Джордж Вашингтон.

Дж. Вашингтон еще современниками был внесен в анналы национальной истории».[4]

Америку так же невозможно представить без Вашингтона, как Париж без Эйфелевой башни, Москву — без Кремля и Лондон — без Биг Бена.