Читаем В черном списке полностью

Перед посадкой нам раздали, как всегда в подобных случаях, анкеты. Мы уже давно перестали быть обычными людьми и превратились в «представителей расы», в пешки в системе пигмента и генов. Кем бы мы ни были, чтобы мы ни делали, ничто не могло лишить нас главного признака — белого цвета нашей кожи. Каприз судьбы наделил нас этим вечным превосходством.

На вопрос о цели нашего приезда в Южную Африку мы ответили: на каникулы.

Самолет приземлился на аэродроме Ян Смэтс, северо-восточнее Иоганнесбурга. Африканец в хвосте самолета продолжал сидеть, словно повинуясь безмолвному приказу. Стюардесса взяла у него подушку и плед. Мы знали, что она обязана на подушки, которыми пользовались «цветные» пассажиры, вешать красный ярлык. Это белье не отдается в стирку, а согласно инструкции, проходит «санитарную обработку и химическую чистку».

Куда делся африканец, я так и не узнал. Для черных в аэровокзале специальный вход и отдельный паспортный контроль. Возможно, Союз не был его родиной. Он летел с севера, а авиалинии в Африке — настоящие лабиринты. Ближайший путь из Танганьики и Родезии в Западную Африку лежит через Иоганнесбург.

В помещении аэровокзала пассажиров выкликали по фамилии и провожали в зал, где зажегся красный фонарь. Полчаса светил он над дверьми, наполняя нас недобрыми предчувствиями. Мы уже были готовы к тому, что министерство внутренних дел Центральной Африки связалось с эмиграционной полицией, нас отведут на другой самолет и снова вышлют из страны. Но допрос оказался коротким, и «маисовый занавес» поднялся.

— Не кажется ли вам, что домой возвращаться приятнее? — воскликнула дама, сидевшая рядом со мной в автобусе. — Я только что из Америки. Моя сестра вышла там замуж. Она мне сказала: «Переезжай сюда, когда с вашими туземцами жить станет слишком трудно». Я ей прямо ответила: «Спасибо! Сначала из своего дома выметите сор!»

Дама положила руку мне на локоть и с победным видом доверительно наклонилась ко мне:

— Я думаю, скорее она сама переедет сюда. Поживем — увидим!

Да, хорошо оказаться в Южной Африке, где белые составляют единую семью. Не нужно ничего скрывать от других. Правда, эта откровенность имеет под собой сомнительную почву, и все-таки она в тысячу раз лучше, чем подозрительность. Но горе тому, кто не пожелает быть членом этой семьи. Горе Иуде, продавшему свою расу за иноземные идеи!

Мы проезжали мимо вилл различных стилей. Тут и готика пивоваров, и каменные дома с деревянными балками, и испанская колониальная архитектура. Было воскресенье. Около киоска стояла группа парней и девушек с мотоциклами.

Приветливая дама вновь обратилась ко мне:

— Вы не представляете себе, какие трудные проблемы стоят перед ними в Америке. Негры, пуэрториканцы, мексиканцы. Не понимаю, как они разделаются со всем этим.

Дама была озабочена. Ей хотелось, чтобы и в других странах все шло по рази навсегда заведенному порядку.

Живые изгороди, окружавшие дома, здесь были ниже, чем в Родезии, возможно, потому, что почва беднее. Колонисты, служившие в голландской Ост-Индской компании, для того чтобы отделить черных от белых, возвели живые изгороди из миндального дерева. Но апартеид — не миндальная изгородь. Говорят, что якобы укоренившаяся в народах воля к раздельному существованию— достаточно сильная и невидимая изгородь, которая никогда не нуждается в том, чтобы ее подрезали.

Посмотреть, насколько плотна эта изгородь, мы и поехали в Южную Африку.

«…Отношение белого человека к своему менее развитому небелому соотечественнику лучше всего можно охарактеризовать как доброжелательное. Законы страны стараются отразить такие отношения между белыми и небелыми».

«Менее развитый небелый соотечественник» — это 10 миллионов черных, официально именуемых банту, а в повседневном языке — туземцами. Я называю их в моей книге африканцами, как они предпочитают называть себя сами и как предпочитают называть их белые либералы. Затем — это 1,4 миллиона метисов[3] и 450 тысяч индийцев, официально именуемых азиатами.

«Белый человек» — это три миллиона европейцев. Из них примерно три пятых составляют буры, потомки голландцев, немцев и французских гугенотов. Они говорят на языке африкаанс и называют себя обычно африканеры — термин, который вводит в заблуждение, поэтому я его здесь не использую. Остальные белые главным образом англичане. Буры по большей части принадлежат к голландской реформатской церкви, большинство англичан — последователи англиканской церкви. Африканцы — методисты.