Читаем Утро без рассвета. Книга 3 полностью

— С чего нажрались, падлы? С какого такого праздника? Иль мозги ваши завонялись и забыли, что вы не на свободе еще? Что за каждым нашим шагом лягавые следят? И за каждый промах норовят назад упрятать? Кому бутылка милей свободы — валяй с бригады! Но сам! Я предпочитаю валить лес. Кого засеку на пьянке еще — по-своему разделаюсь, как со своим врагом. Уж я найду, как того убрать, чтоб никто не подкопался. Из-за одного гнуса не хочу больше срок тянуть. Не думайте, что я буду вас из говна за уши тащить. Сами вляпаетесь, сами и вылезете, кто сможет. Но я никому из вас не помощник. Любого, кто после нынешнего дня ужрется — жмуром сделаю [1]. Усекли?!

С того дня в бригаде пьяных не было. Боялись. И хотя народ тут собрался бывалый, все фартовые. Муху боялись больше милиции. А все из-за наколок, сделанных ему в молодости. В них-то бригада разбиралась. Их испугались больше, чем угроз.

В один из ненастных дней, когда работать из-за дождя было невозможно, разговорились поселенцы меж собой — кто за что сюда попал. Кто по какой статье отбывал наказание, сколько сидел, на чем «попух», чем занимался на свободе, сколько еще «тянуть» осталось.

Были в бригаде два майданщика. Эти — чемоданы в поездах воровали. Были двое щипачей — что промышляли по мелочам — вырывали сумочки и сумки, портфели и папки. Были и домушники — квартирные воры. Затесался и бывший «медвежатник». Были и налетчики. Пестрая компания. Среди них Муха выделил для себя лишь «медвежатника», громадного мужика, да бывшего «в законе» вора, хитрого, как змей. С ними он держался более сносно. И обращался, как с равными себе.

Они заметили это. И, перестав перечить Мухе, первыми изо всех, молча подчинились ему.

Сенька зимой и летом работал с ними. Ел из одного котла, получал одинаковую со всеми зарплату. Вместе со всеми вставал и ложился. Отдельно от других лишь вел подсчет дням, оставшимся до свободы.

Рядом с его бригадой работали на лесоповале женщины. Тоже поселение отбывали. Кто за что. Иногда, поскольку участки их были рядом, они виделись. Бабы ловко орудовали топорами. Работали на зависть не только мужикам, а и лошадям. С рассвета и до заката.

Иногда они задевали мужиков. Те отвечали им взаимностью. Обещали наведаться в гости, но к концу дня все изматывались так, что ни до чего было. Одна мысль — скорее бы до койки добраться, дожить до утра.

Но постепенно люди втянулись. И недавние кровавые мозоли, саднившие ладони, покрылись жесткой ножей, совсем не реагирующей на боль и тяжести. И мужики вначале по одному, а потом и гуськом, потянулись в гости к бабам.

Возвращались под утро. Притихшие. С больною грустинкой в глазах.

В гости к соседкам не ходили лишь Сенька и «медвежатник». Бабы, завидев их, зачастую поддевали солеными шутками. Звали? открыто, нахально. И Сенька обрывал их грубовато, но не зло:

— вместо себя к вам кентов отпускаю. Наряд им за это выписываю. Ай не хватает вам?'

— А у тебя, кроме наряда, ничего нет? — наглели бабы.

И тогда Сенька срывался, делал вид, что бежит за ними. Они удирали. Никто не знал о его беде. Никто и не догадывался. Муха сам от себя скрывал это горе и не сознавался в том, даже во сне.

Теперь бабы, осмелев, стали и сами наведываться к мужикам. Помогали поварихе стирать рубашки, майки лесорубов. Варили ужин. Убирались в будке. Раз в неделю обе бригады смотрели кино, прямо в лесу.

Мужики с бабами по парам садились. И только Сенька, да «медвежатник» сидели по одному на скамейках. Пробовали и к ним подсаживаться бабы. Но бесполезно. И, махнув рукой, решили, что есть у тех зазнобы. Далеко отсюда, но крепко помнят о них мужики.

С утра до ночи над делянкой стоял вопль бензопилы, раздавались крики лесорубов, звон топоров, гудение трактора. Бригада продвигалась все дальше в глубь тайги.

Лес разделанный на сортименты шел в порт, грузился на суда, уходил далеко от берегов Сахалина.

Сенька уже заимел вклад на сберкнижке, куда перечисляли по его просьбе всю зарплату. В лесу ее все равно негде было тратить и не на что. А за продукты высчитывали со всех лесорубов в бухгалтерии.

За все годы лишь один раз побывал Муха в поселке Адо-Тымово, да и то затем, чтобы приобрести необходимое в магазине. А больше — и не появлялся там. Милиция сама приезжала на участок. Поначалу — почти каждый день, потом — раз в неделю, потом — один раз в месяц. На том и остановилась. Начальство леспромхоза навещало бригаду и того реже. Лишь обговорить план на следующий квартал, уточнить сортименты, закрепить участки под вырубки, выдать спецовку, топоры. Узнав, каких продуктов надо подвезти лесорубам, оставляли заявку у заведующей магазина и спешили в другие бригады. Их по побережью реки было более полусотни.

Муха знал, что начальству не до него, потому разговоры у них всегда были короткими. Начальство уважало Сеньку за деловитость, умение работать и держать в руках всю бригаду.