Читаем У Земли на макушке полностью

– Это почему же? – с вызовом спросил я.

– Сейчас скажу. Во-первых, вам не дадут влезть в эту шкуру обстоятельства, поскольку жители Севера предпочитают на дальние расстояния передвигаться… на самолетах, а не на собаках; во-вторых, нынешний Север неплохо обжит, а Джек Лондон начинается лишь в нескольких десятках километров от магистралей; в-третьих…

Марк Иванович тихим и спокойным голосом разбивал одну за другой мои иллюзии, оставляя лишь маленькую зацепку: работа в полярных условиях достаточно сложная, арктические морозы не ослабели, а на зимовках живут люди из той же плоти и крови, что и в тридцатых годах, когда со льдины спасали челюскинцев, а молодой еще Шевелев вместе со своими знаменитыми коллегами высаживал папанинцев на Северном полюсе.

– Кстати, если хотите туда попасть – спешите, – закончил Шевелев. – Все, что нужно, на дрейфующие станции завезено, и полеты прекращаются до весны.

Этого еще не хватало! Бегу на склад и получаю внушающие большое уважение вещи: меховые штаны, в которых я, быть может, и не рискнул явиться на прием к английской королеве (если бы она меня пригласила), но которые незаменимы на Севере; унты из собачьей шкуры, шубу на собачьем меху и меховые рукавицы. Все вместе это весит около тонны, но зато теперь я могу выдержать любой мороз. «Любой» – это в порядке самоуспокоения. Не люблю крайностей. Когда я плавал с рыбаками в океане, довелось испытать пятидесятиградусную жару. Я был тогда томный и разморенный, как турецкий султан после турецкой бани, только вместо отзывчивых одалисок возле меня стоял боцман и напоминал, что пора на подвахту – подносить рыбу. Ну, а что лучше, плюс или минус пятьдесят, скоро определит моя шкура.

Однако отступать некуда, и я погрузился в ИЛ-18, следующий рейсом Москва – Черский. Хотя этот рейс значительно менее популярен, чем Москва – Симферополь, все места были заняты. Это меня устраивало. Значит, сбор материала можно начинать уже в самолете. Я непринужденно прошелся по салону, высматривая жертву, и встретился взглядом с молодым человеком в унтах и видавшем виды свитере грубой вязки. Мы пошли на сближение. Его звали Виктор. Некоторое время я сооружал вокруг него изгородь из наводящих вопросов, а потом не выдержал и грубо спросил:

– Белых медведей видели? Моржей, тюленей?

– Видел, чего там, – прямо ответил Виктор.

– Где? – заорал я, вытаскивая блокнот. Но записывать мне ничего не пришлось, Виктор видел медведей и моржей в кинотеатре «Новости дня», но мечтает увидеть их живьем: таково задание его редакции.

Мы вдвоем пошли по рядам и уже вместе набросились на пожилого полярника, дремавшего в своем кресле. Мы потребовали, чтобы он рассказал о своих приключениях. Полярник задумался.

– Припоминаю один случай, – наконец проговорил он, – как-то в Нигерии мне пришлось брать интервью у…

– Вы тоже корреспондент? – простонали мы.

– Разумеется, – удивленно ответил он. Мы с Виктором решили не тратить больше времени на бесплодные расспросы и, подходя к очередному пассажиру, спрашивали:

– Из какой вы редакции?

– Но как вы узнали? – поражались попутчики. Мы с Виктором горько улыбались друг другу и отходили. Встревоженные корреспонденты шли вслед за нами и, разобравшись в ситуации, хором декламировали:

– Из какой вы редакции?

Очередной корреспондент вскакивал и представлялся. Вскоре обнаружилось, что в самолет затесалась белая ворона: один пассажир с тупым упрямством утверждал, что он якобы не корреспондент. Все возмутились – настолько нелепым и надуманным выглядело это отрицание. Можете представить себе наше удивление, когда выяснилось, что этот самозванец и в самом деле не корреспондент! Он оказался редактором газеты и летел обмениваться опытом.

Таково первое удивительное происшествие, случившееся со мной по дороге на Север. Могут сказать, что в его изложении я частично отошел от жизненной правды, но каждый может легко убедиться в искренности этого рассказа, опросив моих попутчиков (Их фамилии и адреса вы запросто найдете в «Мосгорсправке» (В. С.).).

Я вылетел из Москвы днем, а спустя четыре часа с изумлением обнаружил, что нахожусь за Полярным кругом, у берегов Карского моря. Отсюда наш самолет совершил еще два прыжка и приземлился на косе невдалеке от устья Колымы.

Шаркая огромными унтами и согнувшись под тяжестью шубы, я спустился на суровую землю Крайнего Севера, готовый к борьбе не на жизнь, а на смерть с лютым холодом. Старожилы не припомнят таких морозов в декабре – было около нуля. Пока я ворочал мозгами, осмысливая этот факт, меня прошиб пот, и, когда я добрался до квартиры Соколова, с меня текли ручьи, стекая в Колыму и грозя растопить лед. Так что первое впечатление от Севера сложилось такое: благодатный и теплый край, в котором лишь из-за головотяпства отдельных товарищей не произрастают субтропические культуры.