Читаем Цвет ликующий полностью

Второй раздел — 1960-е годы — начинается с мая 1959 года. Это — самая насыщенная информацией, самая динамичная часть дневников Мавриной. Татьяна Алексеевна полна сил и энергии, она ведет активный образ жизни, путешествует, «борется» с издателями, записывает интересные наблюдения, забавные эпизоды. В этом разделе представлены в хронологическом порядке записи из разных блокнотов и тетрадей.

К концу 1960-х складывается особый тип мавринского дневника: на листе слева — выписки, иногда очень объемные, на несколько страниц, из того, что она в тот момент читала, а справа она помещала дневниковые записи. Таким образом, структура дневника в определенной мере выявляла и картину жизни художницы, в которой существовало как бы два параллельных потока — жизнь бытовая, со всеми событиями, людьми, изданиями — и жизнь внутренняя, заполненная творческими поисками. Порой среди выписок из прочитанного встречаются ее полемические комментарии.

Раздел, посвященный 1970-м годам (из записей этого периода выпадает только 1972 год), — это летопись интенсивной работы Мавриной в детской книге с нешуточными идеологическими «битвами», которые разыгрывались в издательствах между сторонниками и противниками народного искусства. Когда читаешь этот раздел, трудно поверить, что автору текста — за 70, столько энергии и жизненной силы чувствуется в этих строках.

1980–1990-е годы — последний раздел дневников. В этот период уходят из жизни близкие Татьяны Алексеевны. Все больше ее волнует классическая музыка, которую она слушает по радио, все больше верит снам, все большее значение в ее жизни приобретают воспоминания, ощущения, предчувствия. В ее записях встречаются удивительные строки, отражающие необыкновенную силу духа художницы, которой уже за 80: «Шла одна чуть не километр и разговаривала с деревьями и облаками вслух. Примерно так попросту: „Ты, синее небо, и черные елки, и бурые березы. Я вас люблю. Я на вас любуюсь, я счастлива этим“».

Читатель, непременно, обратит внимание на образность, сочность ее языка. Такие выражения, как «размокропогодилось» (про дождливое лето) или «художник иногда громыхающий, но чаще ползущий» (про посещение выставки Кустодиева) не только запоминаются, но как бы «прилипают» к описываемому.

Обаяние слога Мавриной — один из критериев, определивших необходимые для публикации сокращения дневниковых записей. Другими критериями была информативность и связь с творчеством. Все, что, на наш взгляд, может быть интересно историку искусства и исследователю творчества художницы, было включено в издание. Даже мелкие подробности, например: «Пишу новыми немецкими красками темпера 700. Похоже на гуашь. Тона хороши ультрамарина».

Цвет — основа видения художницы, ее язык, способ выразить «восторг глаз». «Ушибленная цветом» — не раз говорит она про себя. Как именно развивался процесс творчества, как удавалось художнице, по ее словам, «из хаоса вытянуть красоту» — этот вопрос всегда интригует читателя. И хоть Маврина редко и скупо раскрывает свои профессиональные секреты и приемы, читая ее дневники, ясно можно представить, как она работала с конца 1950-х — и до конца 1980-х годов: первый этап — это зарисовки с натуры, которые Маврина делала во время дальних и «ближних» поездок, в блокноте помечала, где какой цвет будет нанесен. Потом, дома, по памяти, с этих набросков делались гуаши. Художница развила свою зрительную память так, что могла создавать большие композиции иногда через несколько недель после поездки. Писала она быстро, как правило в один сеанс, редко дорабатывала картину на следующий день. А через некоторое время, рассматривая композиции, «выставляла» сама себе оценки: от одного до трех крестов, три креста — высший балл. Кроме того, почти ежедневно работала дома, с натуры — писала натюрморты, иногда — портреты. Часто в ее композициях присутствовали фрагменты икон из коллекции. С конца 1980-х Маврина писала в основном только натюрморты с цветами на окне, эти поздние работы отличаются необыкновенно экспрессивным звучанием цвета.

Татьяна Алексеевна не отличалась кротким нравом, к людям она относилась не всегда дружелюбно и справедливо. Не каждая ее колкость нашла отражение в этом издании, но тех, что остались, достаточно. Сначала у нас возникла идея попробовать расшифровать для читателя эти записки и предложить редакторские комментарии или же догадки, но потом мы отказались от этого, оставив лишь самые необходимые пояснения и предоставив читателю свободу интерпретаций.