Читаем «То было давно… там… в России…». Книга первая полностью

В 1919 году Коровин был вынужден бежать с семьей из городской квартиры в глушь Тверской губернии. В деревне Островно он провел последние годы перед отъездом из России. Здесь было спокойнее, да и легче с пропитанием. Этот период нашел отражение в письмах к Ивану Кондратьевичу Крайтору^[6], устроителю выставок его картин (как тогда говорили, агенту). Художник писал, как он бедствует, как его, жену и сына одолевают болезни и как безумно трудно жить. Не имея возможности найти нужные материалы для написания картин, он вынужден был переключиться на миниатюры^[7]. О причинах, вынудивших Коровина уехать в деревню, вспоминает в эмиграции и В. Зеелер, секретарь Союза писателей и журналистов: «Несколько лет жизни „под большевиками“ совсем изнурили крепкую натуру художника: постоянные, нескончаемые обыски; налеты ночных бандитов; всякие „сокращения“; продовольственные лишения — создали обстановку совершенно непереносимую…»^[8]

Можно сказать, что художник стал эмигрантом в собственной стране еще задолго до эмиграции в Европу.

Последние две персональные выставки Коровина в России прошли в Москве в 1921 и 1922 годах.

В 1922 году границы новой, социалистической страны еще не были закрыты, а советское правительство само избавлялось от неугодных деятелей науки, культуры и искусства. «…Осенью 1922 года советское правительство в порядке акта, не имевшего прецедентов и впоследствии уже не повторенного, сделало эмиграции неожиданный и весьма ценный подарок, выслав за границу… свыше 160 представителей интеллигенции…»^[9]

Коровин покинул Россию в том же, 1922 году добровольно. Документально эта дата ничем не подтверждается, что ввело в заблуждение его ранних биографов, таких, как Н. Молева и И. Зильберштейн, которые полагали, что художник покинул Россию в 1923 году^[10]. По словам самого художника, он с семьей выехал «месяца через два» вслед за Шаляпиным^[11], который уехал 29 июня 1922 года^[12]. Коровины сначала оказались в Риге, затем в Германии, но очень скоро, возможно опять вслед за Шаляпиным, они переехали в Париж. В этом знакомом и любимом Константином Алексеевичем городе (художник был здесь дважды — в 1885 и 1900 гг.) началась его другая жизнь, в Зарубежье.

За границей Коровин сразу включается в работу. Он принимает участие в выставках, оформляет оперные и балетные спектакли.

Уже в 1923 году художник выставляет свои картины в галерее Николаи в Берлине, в 1924-м — в Нью-Йорке, в 1925-м — в парижской галерее Бернгейм и снова в Берлине.

С 1924 года Коровин возобновляет работу в театре и оформляет оперу «Золотой петушок» для Туринского театра. Тогда же он создает для труппы Анны Павловой декорации к балету «Дон Кихот» (шедшему в Лондоне и Нью-Йорке). Сотрудничество Коровина с прославленной балериной началось с 1910 г., еще в России, а за годы эмиграции он оформил для нее 15 гастрольных спектаклей: «Дон Кихот» (1924), «Весенние цветы Японии» (1924), «Осенние листья» (1928, 1930), «Русалка» (1931), «Дунай весной» (1935), «Маски» (1935), «Воспоминания о Венеции» (1935), «Спектр розы» (1935), «Кавказская сюита» (1935), «Турецкий танец» (1935), «Вена — 1890» (1935), «Князь Игорь» (1935), «Les Buffon’s» (1935), «Русский балет Парижа» (1935), «Славянские и цыганские танцы» (1936). Их с восторгом принимали зрители разных континентов^[13].

Однако получаемых за работу средств не хватало. У всех членов семьи были проблемы со здоровьем. Жена, Анна Яковлевна Фидлер, как уже говорилось, была больна туберкулезом; сын Алексей, ставший инвалидом в результате несчастного случая еще в 1915 году, когда ему перерезало ногу трамваем, нуждался в дорогих протезах, а у самого Константина Алексеевича была стенокардия, или, как тогда говорили, он страдал от грудной жабы.

Коровин пишет своему другу, музыкальному критику Б. Б. Красину (переписка с которым велась до 1925 года, пока еще доходили письма из Франции в Россию и обратно)^[14]: «Работал декорации, рисунки костюмов, картины, контракты — славы много, успех, газеты пишут ух! ты. Чести, а денег, денег грош, только-только дышать можно»^[15].

В 1925 году семью Коровиных постигает страшная трагедия. Горячо любимый сын Алексей на двадцать восьмом году жизни совершает попытку самоубийства. «…Он все думал, — пишет Коровин Красину, — что он не выздоровеет и что так и решил, кому он теперь нужен, ну, и решил проститься со светом. <…> Леша был плох… он видел, что отец замучился в бедах и болезнях и, будучи сам болен, думал, что не выздоровеет, хотел проститься, бедный парень, а ведь он хороший и честный. <…> Леша был два года на краю гибели… Я ведь боролся все время только с болезнями Леши и по-настоящему ничего не сделал в смысле живописи»^[16]. Но Алексей не погиб и долго поправлялся в больнице. Надо сказать, что Константин Алексеевич вообще очень глубоко переживал неудачливость сына. С большой нежностью к сыну и болью за него он пишет о случившемся тому же Красину^[17].