Читаем Темное дело полностью

На страницах «Темного дела» часто мелькают известные исторические персонажи – Наполеон І, Талейран, тот же Фуше, но в конечном счете не они интересуют Бальзака. На острие его беспощадного и остроумного психологического анализа – тот, кто является прямым исполнителем чужой политической воли: абсолютно беспринципный «политик на подхвате», готовый ради обогащения и титулов на любые преступления и подлости. Перед нами – тот самый тип публичных деятелей, который слишком хорошо знаком сегодняшнему читателю. Роман великого француза, написанный более 170 лет назад, с удивительной точностью перекликается с нашей современностью.

Осень 1803 года выдалась одной из красивейших в начале XIX столетия, в тот период, который мы теперь именуем эпохой Империи. Октябрьские дожди напоили луга живительной влагой, кроны деревьев до середины ноября оставались зелеными. Французы мало-помалу уверовали в особое взаимопонимание между Небесами и Бонапартом, к этому времени уже пожизненным консулом, что в немалой степени способствовало укреплению его авторитета; и удивительное дело – в тот знаменательный день, в 1812 году, когда солнце обмануло ожидания императора, успех также изменил ему[1]… Пятнадцатого ноября того же года, около четырех пополудни, ярко освещенные вершины столетних вязов, выстроившихся в четыре ряда вдоль дороги, ведущей к господскому дому, казались припорошенными красной солнечной пылью; поблескивали в лучах дневного светила и песок, и густой травянистый ковер огромного рон-пуэна[2] – такие еще можно найти за городом, где земля некогда была так дешева, что ее не скупясь использовали в декоративных целях. Воздух был так чист, а погода так хороша, что некое семейство расположилось возле своего дома, словно летом. Мужчина в зеленой тиковой охотничьей куртке, с зелеными же пуговицами, в коротких штанах и гетрах из той же ткани, доходивших до колен, и в туфлях с тонкими подошвами чистил карабин с аккуратностью и старанием, подобно опытным охотникам в минуты досуга. При нем не было ни ягдташа, ни дичи, ни чего-либо еще, что наводило бы на мысль о том, что он собирается на охоту или уже успел вернуться, и две сидящие неподалеку женщины взирали на него с нескрываемой тревогой. Если бы кто-то, затаившись в кустах, наблюдал в этот момент за происходящим, он, вне всяких сомнений, содрогнулся бы так же, как содрогались пожилая теща и жена этого мужчины. Здесь, в департаменте Об, простой охотник не соблюдает стольких предосторожностей, отправляясь в лес за добычей, и не берет с собой тяжелый нарезной карабин.

– Ты хочешь подстрелить косулю, Мишю́? – спросила у него молодая красавица супруга, пытаясь изобразить на лице улыбку.

Прежде чем ответить, Мишю внимательно посмотрел на своего пса. Тот еще недавно грелся на солнце, положив морду на вытянутые лапы, – это живописная поза, какую часто принимают охотничьи собаки, – но теперь встал и настороженно принюхивался, поводя носом то в сторону аллеи длиною четверть лье, начинавшейся прямо возле дома, то в сторону проселочной дороги, которая подходила к рон-пуэну слева.

– Нет, – отвечал Мишю, – я охочусь на хищника, которого ни за что не упущу, – на рысь!

Пес, великолепный белый с коричневыми пятнами спаниель, зарычал.

– Вон оно что, – проговорил Мишю себе под нос, – шпионы! Окрестности просто кишат ими!