Читаем Свои чужие полностью

Обернувшись, хочу убедиться в том, что ошиблась. Этот бархатный голос может принадлежать какому угодно Кириллу, но меньше всего на свете я ожидаю, что он принадлежит моему. Вернее, давно не моему. С тех пор как бросил меня выживать в одиночку, Самсонов перестал быть моим мужчиной, а я перестала быть его девочкой.

— Добрый день, — произношу дрожащим голосом.

Кирилл Самсонов впивается своими тёмными глазами в моё лицо. Смотрит долго и неотрывно, прожигая во мне дыру. Я двинуться с места поэтому не могу.

Он почти не изменился с тех пор, как мы не виделись. Такой же красивый, высокий, широкоплечий — настоящий военный. Только взгляд стал иным — холодным. Словно заледенел. Раньше я могла растопить его одной лишь улыбкой, но теперь он непробиваем.

— Кирилл, познакомься! — прерывает напряжённое молчание Римма Львовна. — Это замечательная медсестра! Такая внимательная и заботливая!

В мою сторону звучат комплименты, но я почти не слышу их из-за гула в ушах. Как по щелчку в голове всплывают короткие фрагменты самых счастливых минут жизни, связанных с Кириллом. Мой первый мужчина, моя первая любовь. Моя боль.

В висках пульсирует, я неотрывно смотрю на Кирилла, а он на меня. Столько времени прошло, а до сих пор помню каждую его морщинку и каждый шрам. Кажется, воспроизвела бы его портрет даже с закрытыми глазами.

«Хватит, Вита, оторвись. Просто перестань», — приказываю себе.

Но это сильнее меня. Я столько раз представляла себе нашу встречу! Искала его среди толпы людей в многомиллионном городе, вздрагивала каждый раз, когда видела кого-то отдалённо похожего. Старательно репетировала речь, если Кирилл вдруг окликнет меня, остановит и спросит, как я всё это время жила. Я бы ответила ему, что почти получилось стать взрослее. Обстоятельства закалили. В тюрьме и двумя неделями позже. Правда, он никогда не узнает об этом. Слишком горько и откровенно, чтобы делиться. Мы теперь далёкие и чужие.

— Я когда попала в эту клинику, даже подумать не могла, что в медицине остались такие чуткие работники. Медсестричку зовут Вита. Это мой посланник с небес…

— Мы знакомы, — грубо прерывает поток комплиментов Самсонов.

Я смотрю на него исподлобья. Расскажет маме, что я на самом деле не такая замечательная, как она думает? Поведает, при каких обстоятельствах мы встретились и насколько далеко зашло наше знакомство? После разрыва я долгое время зализывала раны. Плакала, с ума сходила, верила, что он передумает. Из кожи вон лезла, чтобы стать лучше. А потом поняла, что не нужно ему это. Он не вернётся. Никогда. Я должна стать лучше в первую очередь для себя.

— Знакомы?! — удивляется Римма Львовна, всплеснув руками. — Надо же, какая неожиданность!

— Да, мы познакомились пять минут назад возле регистратуры, — отвечаю невозмутимо, а у самой в груди нестерпимо печёт. — Ваш сын спросил, где находится отделение, я подсказала.

Самсонов едва заметно качает головой и проходит по палате. Он в чёрных брюках и белоснежной рубашке с закатанными до локтя рукавами. Непривычно его таким видеть. Не в берцах и форме.

— Прекрасно, — радуется мама Кирилла.

Я наконец прерываю наш зрительный контакт с Самсоновым, отворачиваюсь и перебинтовываю Римме Львовне руку, чтобы она случайно не зацепилась катетером за одежду. Действую как обычно, но пальцы подрагивают, а лопатки горят. Я чувствую, что Кирилл продолжает за мной наблюдать. Думает, я знала, что это его мать? Даже представить не могла! У Риммы Львовны другая фамилия — Ерёмина. Отдалённо вспоминаю, как она рассказывала, что после развода с мужем вернула себе девичью. Её муж — Владимир Степанович, господи. Я мало информации запомнила, о чём сейчас сильно жалею!

— Готово, — сообщаю, выпрямившись. На Кирилла при этом стараюсь не смотреть. — Римма Львовна, я знаю, что вам сложно усидеть на месте, но прошу вас, хотя бы пятнадцать минут после капельницы не вставайте.

Она и правда очень подвижная и активная женщина. Обычно после операции ходить начинают не раньше, чем на следующие сутки, но мать Кирилла встала через пять часов. Врач ругался на неё и отчитывал, а ей хоть бы хны.

— Ой, постараюсь, Виточка…

— Я проконтролирую, — звучит строгий голос Самсонова.

Вскинув на него прощальный взгляд, натянуто улыбаюсь.

— Вот и славно, — произношу как можно спокойнее. — Надеюсь, вам можно доверять.

— Не сомневайся, — отвечает Кирилл.

Я беру в правую руку штатив, направляюсь на выход из палаты. Потихоньку дышать начинаю, а то казалось, что забыла, как это делать. Захлопнув за собой дверь, обессиленно прислоняюсь спиной к холодной стене. Сердце ударяется о рёбра. А затем ещё и ещё. Трещит по швам, ноет. Вроде зажило давно, утихло, но стоило только увидеть Кирилла — и всё оказалось обманом, иллюзией. Разбередил он мне раны, очень сильно. Но я больше не та юная несмышлёная девочка и не брошусь в омут с головой. Не стану мечтать о нём и надеяться. Хватит.

— Что с тобой? — удивлённо спрашивает Катя, выглянув из-за поворота. — Витусик, плохо? Болит что?

Душа. Душа болит и мечется.