Читаем Странная погода полностью

Но к августу 1988 года (мне недели оставались до поступления в школу) почти половина моей жизни прошла с той поры, как Шелли постоянно приходила убираться у нас. Она перестала у нас работать после своего тройного шунтирования в 1982 году, когда врач заявил ей, что она должна на некоторое время дать себе отдохнуть. С тех самых пор она и отдыхает. Я об этом особо никогда не раздумывал, а если бы задумался, то прежде всего задался бы вопросом, а зачем ей вообще понадобилось работать? Совсем не было похоже на то, что ей нужны были деньги.

– Миссис Бьюкс? Может, вас отец попросил прийти помочь Марии?

Мария – это заменившая Шелли крепкая, не слишком сообразительная девица двадцати с небольшим лет, всегда готовая громко рассмеяться и обладавшая торсом в форме сердечка, который рисовало воображение, когда и мне пришло время гонять мальчишескую шкурку. Я вообразить себе не мог, с чего это отец мог подумать, что Марии нужна будет помощь. Мы, насколько я знал, гостей не ожидали. Не уверен даже, что у нас вообще бывали гости.

Улыбка ее быстро погасла. Она опять бросила на дорогу тот самый тревожный взгляд через плечо. Когда же вновь обратила лицо ко мне, на нем остался лишь едва заметный след добродушия, глаза же были испуганными.

– Не знаю я, браток… это ты мне скажи! Я ванну чистить должна была? Я помню, что в прошлую неделю не добралась до нее, вот она и грязная. – Шелли Бьюкс шарила рукой в своей матерчатой сумке, бормоча под нос. Когда она подняла взгляд, губы ее были расстроенно сжаты. – Наплевать. Я вышла из дома и забыла в гребаный туалет зайти.

Меня передернуло, я обалдел бы не больше, если б она распахнула пальто и оказалось, что она голая. Шелли Бьюкс не была воплощением чопорной старой леди (я помню, как она чистила наш дом в футболке с изображением Джона Белуши[3]), но я никогда не слышал, чтобы она употребляла слово «гребаный». Даже «наплевать» и то было малость пикантнее ее обычного разговорного меню.

Шелли, не заметив моего удивления, просто продолжила:

– Скажи своему папе, что я приведу ванну в порядок завтра. Мне много времени не потребуется: десять минут – и она будет сверкать, словно в нее никто никогда свою задницу не макал.

Матерчатая сумка сползла у нее с плеча и раскрылась. Заглянув в нее, я увидел побитого и грязного садового гнома, несколько пустых жестяных банок и один изношенный старый кроссовок.

– Лучше я домой пойду, – произнесла она вдруг, почти машинально. – Африканер будет голову ломать, куда я подевалась.

Африканером был ее муж, Лоуренс Бьюкс, эмигрировавший из Кейптауна еще до моего рождения. В семьдесят лет Ларри Бьюкс был одним из самых красиво сложенных силачей, каких я знал: бывший штангист со скульптурной лепки руками и увитой венами шеей циркового силача. Оставаться громадным было его первоочередной профессиональной обязанностью. Он сделал деньги на сети спортивных залов, которые открыл в семидесятые, точно так же, как намасленная, умопомрачительная туша Арнольда Шварценеггера мышцами проложила себе путь в общественное сознание. Однажды оба они, Ларри и Арни, появились в одном календаре. Ларри был февралем и изгибался на снегу совсем почти голым, только орешки свои уложил в тугой черный гульфик. Арни был июнем и стоял, блистая, на пляже, а на каждой его гигантской ручище сидела девица в бикини.

Шелли метнула последний взгляд через плечо, а потом засеменила прочь… двигаясь в сторону, которая увела бы еще дальше от ее дома. Стоило ей отвернуться от меня, как в тот же миг она обо мне и забыла. Я это видел по тому, как с лица ее сошло всякое выражение. Губы ее зашевелились, поскольку шепотом она задавала вопросы самой себе.

– Шелли! Послушайте, я собирался попросить мистера Бьюкса, не сможет ли… о… – я силился придумать хоть что-то, что мы с Ларри Бьюксом могли бы обсуждать, – …собирался ли он нанять кого-нибудь поработать с косилкой на газоне! У него есть занятие получше, верно? Не будете возражать, если я с вами пройдусь до вашего дома? – Я взял ее под локоток и перехватил до того, как она смогла бы оказаться вне досягаемости.

Она вздрогнула при виде меня (будто я мастерски к ней подкрался), потом наделила меня такой бравой, задорной улыбкой:

– Я убеждала этого старика, мол, надо нанять кого-нибудь постричь эту… эту… – Глаза ее затуманились. Она не могла вспомнить, что нужно постричь. Наконец слегка тряхнула головой и продолжила: – …эту штуку, даже и не знаю, как долго. Пойдем обратно со мной. И знаешь что? – Она шлепнула ладошкой по моей руке. – По-моему, у меня есть немного печений, которые тебе нравятся!

Она подмигнула, и на мгновение я был уверен, что она узнает меня и, более того, осознает себя. Шелли Бьюкс на миг вошла в четкий фокус, потом снова ушла в размытость. Я видел, что осознание ускользает от нее, огонек на регуляторе яркости едва теплился.