Читаем Спи, моя красавица полностью

Я знала, чего она и все женщины хотели сделать. Это был обычай. Традиция. Способ попрощаться и навсегда отметить уход человека. Все, кто прощался, оставлял прочное прощание. Кусочек кожи — шрам, который навсегда останется в памяти.

Подойдя к табуретке, я расстегнула верхние пуговицы туники, делая медленные, но осторожные шаги к окончательному прощанию с единственными женщинами, которых я знала и о которых заботилась. Молча усевшись и повернувшись спиной к Анне, я спустила ткань рубашки, полностью обнажая лопатку. Краем глаза я видела, как Рут потянулась к единственному ножу в доме. Тот, что мы использовали, чтобы разделать сушеное мясо старых туш диких животных, на которые мы натыкались во время сбора урожая или чтобы разделить обнаруженный корень на четыре равные части для ежедневного приема пищи. Он был не самым острым, но годился для того, для чего был предназначен сегодня.

Анна протянула руку, и Рут вложила его на раскрытую ладонь.

— Прощаясь с тобой навсегда, я дарю тебе мужество.

Она рассекла ножом прямую линию по моему плечу, игнорируя шипение боли, вырвавшееся между моими стиснутыми зубами.

— Пусть оно всегда будет с тобой.

Джейн отодвинула свой стульчик ногами, кряхтя, поскольку дополнительное усилие забирало оставшиеся у нее запасы энергии. Она двинула лезвием и прорезала еще одну линию на моем плече.

— Прощаясь с тобой навсегда, я дарю тебе терпение. Пусть оно всегда будет с тобой.

Обжигающая острая боль от порезов вызвала у меня слезы на глазах, но я не позволила им упасть. Порезы были подарком любви, и мне нужно было бороться с поверхностной болью и сосредоточиться на более глубоких эмоциях и энергии, связывающих меня с этими женщинами, поскольку они предлагали единственное, что у них было, хоть и не имеющее денежной ценности. Согласно традиции, близкие предлагали свои черты характера, которые они очень ценили, но были готовы принести в жертву другому. Эта прощальная церемония состояла всего из трех кровавых кусочков моей плоти, что было далеко от того, что пережили другие. Я помнила из детства, когда жители деревни прощались с солдатами, мужчинами и женщинами, уходившими в бой, и каждый оставшийся человек, не способный сражаться, отмечал спину уходящего тем же окровавленным ножом, предлагая свой прощальный подарок. Признаком настоящего воина, который оставил позади все, что они когда-то любили, было плечо или спина, покрытые шрамами от людей, которые были вынуждены прощаться с ними навсегда.

В этом мире все длилось вечно. Вера в надежду давно угасла, и никто не верил или жил, глядя в будущее на возможный хороший исход. Надежда рассеялась вместе с солнечными лучами — на ее месте остались только серость, страх и отчаяние.

Рут помогла Анне встать с места и пересесть на другое, чтобы та могла сесть позади меня с лезвием. Она прижала кончик металла к моей коже и сильно надавила, едва повредив кожу.

— Прощаясь с тобой навсегда, — она медленно провела нож вдоль моего плеча, — я даю тебе дар подчинения.

Когда Рут достигла конца раны, я зажмурилась, чувствуя, как кровь из моих ран стекает по моей спине, по бороздкам моей грудной клетки.

— Пусть он всегда будет с тобой… и ты поймешь его полностью.

Я оглянулась через плечо и уставилась на женщину, немного сбитая с толку, почему она изменила освященную веками традицию и церемонию, изменив строки. Хотя, когда я посмотрела в глаза Рут, увидела, что женщина хотела предложить что-то еще. Это был ее последний прощальный подарок, и она просто хотела дать еще немного.

Поднимая тунику — не заботясь о пятнах крови, которые могут появиться, — я смотрела, как мои грязные пальцы теребят пуговицы, в качестве предлога, чтобы не смотреть на женщин. Я не хотела плакать. Не хотела сломаться и дрожать от страха. Моим долгом было оставаться сильной. Я ничем не отличалась от всех, кто ушел до меня. Все рано или поздно уходили, так или иначе.

Глубоко вздохнув, я подошла к двери и остановилась, повернувшись спиной к женщинам. Не поворачиваясь к ним лицом, сказала:

— Прощаясь с вами навсегда, я дарю вам память. Пусть она всегда будет с вами.

Выйдя за дверь и двинувшись по грунтовой дороге, я знала, что лишь вопрос времени, когда я вышла бы прямо к армии, чтобы сдаться. Я не знала, что это значило, и какие последствия могут возникнуть в результате такого поступка, но у меня не было другого выбора. Я ни разу не оглянулась, когда поднялась на холм, который скрывал всю мою деревню, что была позади меня.

Никогда не оборачивайся. Никогда не оборачивайся.

Эти три слова я говорила себе снова и снова, когда мне нужно было уйти или попрощаться с другими. Эти три слова я повторяла, когда уходила из своего обугленного дома детства, зная, что ни одна душа, кроме меня, не выжила. Эти три слова я произнесла, пытаясь скрыть образ глаз моей матери, закрытых, как если бы она просто спала, пока окровавленный отец безжизненно смотрел на меня широко раскрытыми глазами. Один родитель выглядел таким мирным, а другой — таким измученным, даже после смерти.