Читаем Спелеонавты полностью

Скафандр у Барта фирмы «Рейнольдс», с серебристым металлизированным покрытием, а у меня черно-желтый «Армстронг». Колин носила дизайнерскую модель, тоже металлизированную и зеленую с красным, подарок от производителя, называть которого я по контракту не имею права. Мы помогли друг другу одеться — сперва штаны, потом верхняя часть, затем очистители воздуха, батареи и комплекты запчастей. Далее ботинки, перчатки и шлемы. Даже узкий череп Барта стал сферическим, когда он надел шлем, а с глубокими шрамами от угрей он стал напоминать покрытую оспинами планетку, на которой мы находились.

Мы проверили системы другу друга. Мне еще не доводилось посещать места, где необходимость в дублирующем оборудовании была такой же насущной, как а пещерах Каллисто. В этой вылазке моим главным дублирующим оборудованием стал Барт. Странно было отправляться в путь без третьего члена нашей команды. Колин слыла лучшим спелеонавтом, другой такой не найти.

Мы проверили каналы связи и синхронизировали алгоритмы переключения на запасные частоты. Соблюдая традицию, молча показали друг другу поднятые большие пальцы — стандартный сигнал в ситуациях, когда отказывает связь. Затем «поехали», изобразив круг кулаками.

Шлюз стал наполняться холодной водой, натопленной из замерзшего подземного озера. Когда он заполнился, люк наверху открылся, и Барт полез вверх по короткой лесенке. Водяной шлюз выполняет две главные задачи — смывает пыль со скафандров после возвращения и выявляет в них любые утечки воздуха. Если есть утечка, появятся пузырьки. Я проследовал за Бартом вверх по лесенке и вниз по внешней рампе. От скафандров валил пар — они быстро высыхали.

Я щелкнул выключателем на столбике возле рампы и зажег свет. При включении он моргнул, и многие этого даже не заметили бы, но мы с Бартом переглянулись. Наверное, в тумблере появилась коррозия, вызванная парами воды, которые иногда выдувает из глубин луны. Не будь это наш последний спуск в пещеры, мы заменили бы выключатель немедленно.

Теперь Глотку заливал свет прожекторов — как фонарик врача, направленный в рот пациента. Когда пещеру открыли, ее вполне естественно сравнили с глоткой, а неизбежные имена и названия, придуманные исследовательской группой, так и остались в ходу. Мы работали внутри опасного — если не зловещего — космического тела.

Спустившись по рампе и войдя в Глотку, мы прошли под нависающим выступом, получившим имя Надгортанник. Это не был настоящий сталактит, но мы все равно его так называли. Мы ведь спелеонавты, а не геологи. Наша работа — провести геологов по пещере, установить их оборудование, а потом вывести обратно в целости и сохранности. А науку мы оставляем им.

— Проверка давления, — сказал Барт по радио. — У меня ноль три один атмосферы, и немного меняется.

— Ноль два девять девять, — отозвался я, раздраженный тем, что Барт взял на себя роль лидера. Это был его способ самоутверждения. По большому счету, это не имеет значения — мы составили хороший план поиска и спасения, и Барт знал, что на мелкие нарушения протокола, если они изредка случаются, никто внимания не обращает. Я, Барт и Колин хорошо притерлись друг к другу, и Барт понимал, насколько он может наглеть, не подвергая нас опасности. Я был склонен позволять ему так поступать и, задумавшись над этим сейчас, пришел к выводу, что, наверное, хотел продемонстрировать Колин — я выше таких мелочей.

Со стороны все это кажется немного усложненным, но я, хотя и считался командиром нашей группы, следовал советам Колин как эксперта и почти всегда уступал процедурные решения ей. Барту это было известно, и он уважал меня за подобную модель поведения.

— Хорошо, шеф, — сказал он. Уловив в моем голосе напряженность, он отступил.

Мы обогнули Надгортанник, оставив за спиной последние следы голографической и беспроводной Вирдсети, этой «Сети синхронности и взаимодействия», названной в честь какого-то скандинавского мифа. Здесь нас окружили благословенные уединение и спокойствие, сравнимые с отключением акустической системы, изводившей вас статическим шумом на полной громкости. Больше никаких запросов статуса, тонких предупреждений, обновленных транзакций, подтверждений о блокированных сообщениях и прочих электронных пиявок. И никаких запоздалых сообщений от моей беременной Шэрон.

Вот моя личная теория. С людьми что-то произошло, когда были изобретены виртуальные компьютеры. Если не считать базовых станций и небольшого числа сетевых узлов, у них вообще нет «железа». Людям стало легче воспринимать систему как часть себя, когда она ненавязчивая. Это сдвинуло фокус внимания от физического тела. Людей стали больше интересовать дух, разум или общество. Трепотню о соляриях и диетах сменили филантропия в Ангелсети и информационные утечки из Ментосети. Почти болезненная страсть к постоянному обмену информацией стала приемлемым стилем жизни. Вы старомодны, если не мелькаете в голосети, и антисоциальны, если не подключены к ней.