Читаем Раненый город полностью

Вместе с тем не стоит воспринимать книгу как истину во всем. Цель написать беспристрастную хронику не ставилась, да и не могла быть осуществлена. Оценки людей и событий расставлены так, как это виделось бойцам одного из отрядов с приднестровской стороны. Приднестровские же формирования были различны по происхождению и опыту. Частями одной и той же среды, с общими мыслями, они не являлись. Да и вообще, тому суровому и неопределенному времени был присущ такой разбег личных мнений, что бок о бок часто воевали сторонники противоположных идей. Понять, как судьба свела их в одном окопе, у одного оконного проема, с направленным в одну сторону оружием в руках, можно было, лишь уловив их общее отношение к человеческой жизни, приверженность таким ее глубинным ценностям, которые разделяющая людей и разъедающая мораль политика не смогла поколебать.

Эту общую основу тогдашние руководители называли и сегодня продолжают называть патриотизмом. Но патриотизм солдат никогда не был похож на патриотизм политиков. В отличие от последнего, логично-упрощенного и показного, с легкостью направляемого против любого, реального или мнимого врага, он сложен, как сама жизнь. Его трудно выразить словами, и он легко замусоривается чуждыми ему по природе политическими лозунгами и понятиями. Поэтому о пережитом товарищи по оружию не смогли бы сказать одинаково. Один посчитал бы самым важным одно, а другой — другое. На одну из таких личных точек зрения, при всех ее субъективных недостатках, с неизбежностью приходится встать, потому что писать о гражданской войне объективно и аполитично — это просто дурость или того хуже — замаскированное ханжество.

Помимо этого, в книге сознательно не употреблено ни одного настоящего имени участников боев, если только они ранее не были разглашены в печати. Подлинные имена в ней — это имена политиков и достаточно крупных военных, названные потому, что народ должен знать своих героев, мнимых и настоящих. Действующие лица переименованы, их приметы и привычки изменены. Где-то соединены между собой, где-то разделены похожие судьбы, а некоторые действия переведены с одного места на другое. В результате все совпадения будут случайны, и ничто конкретное, могущее быть поставленным героям книги в вину, не подтвердится.

Следует принять во внимание и то обстоятельство, что ряд событий, не относящихся к тому участку местности, на котором развивается действие, во многом выписаны так, как они передавались в то время из уст в уста. Солдат не может знать все обо всем. Тут может не быть фактической достоверности, но повышается достоверность знания о том, что люди тогда по разным поводам думали и друг другу передавали, как они к этому относились, во что верили, а во что нет.

Поэтому, если кто-то из информированных читателей скажет, что во время боев в Бендерах события происходили не совсем так, как описано, или с участием совершенно других лиц, он будет прав. Но если вы подумаете, что некоторые приведенные в книге разговоры слишком заумны и политизированы, что люди не могли столько думать и говорить, вы ошибетесь. Тогда о политике говорили больше, чем в окончательно разуверившемся времени нынешнем, и, поскольку речь в основном идет об офицерах милиции, кадровых военных, бывших воинах-«афганцах» и даже студентах, у многих из них были необходимые для таких бесед образование и кругозор.

P.S. Автор приносит извинения читателям за встречающиеся по тексту грубые слова и выражения. Были приняты все меры, чтобы убрать матерщину. Но все ругательства убрать невозможно, потому что кое о чем без мата сказать просто нельзя и это будет даже слишком мягко сказано. Да и вообще, на войне иначе, как поминая всех чертей, родственников и отдельные части тела, не говорят.

Иван Днестрянский

Поднимающееся все выше летнее солнце грело тихий парк на окраине южного городка. На ажурной металлической башенке при входе, накаляясь в мареве, начавшем истекать от залитого солнцем асфальта, висели большие круглые часы. Едва слышный внизу ветерок шевелил верхушки тополей, но цветы на клумбах и веточки кустарника живой изгороди были неподвижны. Над ними без помех вели свой танец пестрые бабочки. От цветка к цветку, на доли секунды зависая над лепестками, стремительно мчался бражник. На посыпанных крупным песком дорожках редкие следы прохожих не стерли еще бороздок, оставшихся от метлы. Как готовые к салюту пушки почетного караула, чем-то даже похожие на них, застыли у скамеек чугунные, крашенные серебрянкой урны. Рано утром их жерла были старательно очищены дворниками от огрызков и окурков, ни один ком мусора не успел заново зарядить их.