Читаем Приобретут весь мир полностью

Из самых больших свершений именинника — сын, дом и дерево. А, сколько впереди! И ещё, у именинника на книжной полке пять книг о Ланни Бэдде. Теперь будут шесть. А со временем и все одиннадцать.

Издатель/переводчик — тоже из тамбовских. Встретил в тринадцатилетнем возрасте героя саги, своего ровесника, сына человека, занимавшегося внешнеэкономической деятельностью, как и родители издателя. Отсюда непреходящая привязанность к саге о Ланни Бэдде. Сейчас намерился перевести на русский язык и издать 11-томную эпопею о Ланни Бэдде Эптона Синклера, показывающую мировую историю с 1913 по 1949 гг.

ЛАННИ продолжал думать. Это, должно быть, единственный человек во Франции, который мог улыбаться. По крайней мере, это был единственный, которого встретил Ланни, а Ланни проехал большие расстояния в это время страданий и скорби. Человек, чье имя звучало одинаково при прочтении сзади наперёд так же, как и спереди назад, и который всю свою жизнь считал это приметой удачи. Этот человек был снова у власти. Он победил всех своих врагов, тысячи, даже миллионы. Он сидел за своим столом у окна того, что когда-то было роскошным гостиничным номером, и радостно улыбался посетителю, напоминая ему: «Всё случилось так, как я вам говорил, мсьё Бэдд». Ланни сказал, что это так, и подумал, что смерть ста двадцати пяти тысяч французов, и попавших в плен в десять или двенадцать раз больше, значило для Пьера Лаваля меньше, чем возможность сказать: «C'est moi qui avait raison!»

Это была середина лета 1940 года, и горячий ветер дул с пустынь Африки над равнинами Центральной Франции. Французы никогда не склонны открывать окна, и вице-премьер был плотно закрыт в своем чрезмерно декорированном офисе. Он не следовал летней моде и носил свой обычный черный костюм и белый галстук-бабочку, ставший его торговой маркой во французской политике. Когда он разговаривал, он вытирал свой смуглый лоб и время от времени проводил влажным носовым платком по шее. Элегантность никогда не была его отличительной особенностью, и тот факт, что он накопил сто или двести миллионов франков, не имел никакого значения. Время от времени он жевал свои густые черные усы, и, когда его сигарета догорала до конца, Ланни опасался, что огонь может перекинуться на это украшение. У Лаваля были странные косые глаза, и его враги называли его le fripon mongol, часть этого названия, которая переводилась, как «плут», несомненно, была правдой, а другая половина могла быть правдой. Кто мог сказать?

Обычно он был любителем поговорить, но теперь он решил послушать, потому что его гость только что прибыл из Парижа и разговаривал там с фюрером победивших германцев. У Лаваля были контакты с Парижем, он получал оттуда приказы в более или менее вежливо замаскированной форме. Кроме того, здесь присутствовали представители Германии в Виши, не скрывающие своей власти. Но тот, кто знал лично нацистских лидеров и общался с ними в обществе, мог понимать намеки, которые можно трактовать совсем по-другому. Предполагалось, что американец будет нейтральным, другом обеих сторон. Поэтому монгольский плут задавал один вопрос за другим и внимательно слушал.

Каковы были реальные намерения Гитлера по отношению к la patrie? Что будет, когда Британия выйдет из войны? В какой степени он оставит контроль над французским бизнесом во французских руках? И каково было его отношение к Флоту? Деликатные вопросы, которые государственный деятель не задал бы тому, кому он не доверяет.

И Британия? Ланни был там перед Дюнкерком менее двух месяцев назад. Что думали настоящие друзья Франции в этой стране о нынешней плачевной ситуации? Какая у них была возможность защищать свое дело? Пьер Лаваль горячо ненавидел Англию, но будет осторожен, чтобы выразить свои чувства в присутствии англосакса. Он слушал, а Ланни говорил о своих друзьях «умиротворителях», о крайних трудностях, с которыми они столкнулись сейчас, и о работе, которую они делали, тихо и вместе с тем эффективно, чтобы довести эту слепую бессмысленную борьбу до конца.

«Я думаю, что больше нет необходимости в секретности», — сказал друг всех хороших европейцев. — «Я передал сообщение Маршала лорду Уикторпу, но обнаружил, что было уже слишком поздно».

«Вы видели здесь Маршала?» — спросил другой.