Читаем Помнишь ли ты?.. Жизнь Имре Кальмана полностью

Прелестное название «Помнишь ли ты?..» (память услужливо подсказывает: «как счастье нам улыбалось…») с абсолютной полнотой отражает авторские намерения: еще раз пережить минувшие четверть века совместной жизни, годы, полные головокружительных поворотов… Еще раз пройти феерический путь от полуголодной, полунищей «красотки кабаре» до Первой леди «королевства Кальмана», заставив, как это нередко бывало в истории и литературе (и в оперетте, добавим), потесниться всех родовитых аристократок и титулованных особ: графиню Эсгерхази, «Графиню Марицу», «Герцогиню из Чикаго», «Принцессу цирка» и «Королеву чардаша». И не будь этого прецедента, вряд ли смогла бы через два года супружеского счастья войти на равных в это королевство еще одна Золушка Уличная певичка с Монмартра, повторив тот же сияющий путь «из грязи — в князи». И судьба ее на удивление схожа с судьбой Веры Макинской, Верушки Кальман, вплоть до прямых сюжетных совпадений: Нинон, Рауль, Виолетта — Агнес Эстерхази, Кальман, Вера; красочный бал художников на Монмартре — роскошная премьера в театре «Ан дер Вин»; забытая, всеми покинутая, стынущая под дождем Виолетта — и забытая, никому не нужная Вера, мокнущая под венским ливнем, поскольку она так и не смогла выклянчить зонтик у театральной привратницы.

Со страниц книги госпожа Кальман беглой скороговоркой признается в этих совпадениях с опереттой «Фиалка Монмартра», задуманной как бы в ее честь: «…в память о бедной девушке, обуреваемой большими желаниями».

Нам предстоит проследить путь превращения желаний в свершения.

Впрочем, не этот ли «Светлый путь» от кухарки до члена правительства, от Золушки до принцессы, от безработной статистки до «звезды» — путь, похожий на бег с препятствиями, где на старте честная бедность (или бедная честность), а на финише награда в миллион долларов (крон, рублей…), преодолеют и Сильва Вареску, и Одетта Доримонт, и граф Тасило, и Мистер Икс, и еще многие и многие герои и героини бесчисленных оперетт, музыкальных комедий, мюзиклов, бродвейских и голливудских шоу? Имя им легион. И что характерно, приток новобранцев в этот легион становился особенно многолюдным в самые трудные времена. Они — вечные спутники экономических и социально-политических потрясений. Легенда Монмартра хорошо прижилась и прекрасно себя чувствовала и в Вене, и в Москве, и в Старом и Новом Свете.

Поди разберись, чего больше в жизнеописании Веры Кальман подлинных событий и фактов или неизгладимой памяти о грезах бедной статисточки, у которой так много больших желаний — и никаких, даже маленьких, возможностей.

Или, может, подлинные события и факты так преломились в сознании бывшей девчонки, устремившейся в погоню за призом (или призраком) по имени «удача», что навсегда потерялась граница между жизнью и грезой, реальностью и мифом?

Боже избави ставить под сомнение истинность и подлинность воспоминаний Веры Кальман! Но угол зрения!.. Впечатление, будто не мемуары читаешь, а «красивый» роман. Не случайно у автора вырвется однажды обезоруживающе откровенная фраза: «Сколько прекрасных романов написано о любви прославленных людей, — мелькнула у меня мысль. — И как приятно их читать. В действительности же каждая женщина мечтает обзавестись собственным домом и семьей».

Как видите, предположение о стирании граней между жизнью и мечтой — это чисто мужская наивность. Так что всему свое время и место: «Я взяла „Фауста“ Гёте и принялась разучивать роль Маргариты. Но работала без особого воодушевления: мечты у меня были совсем другие».

Трезвая девушка! Конечно, Маргарита — героиня не ее романа.

Временами книга начинает напоминать даже не роман, а знакомый образец голливудского стандарта. Или сюжет классической неовенской оперетты. Хотя допускаю, что это издержки моего прагматичного режиссерского мышления. Но, похоже, создатели оперетты «Браво, маэстро!» тоже попались на эту удочку. Очевидно, Вера Кальман предвидела подобное восприятие. А может быть, и рассчитывала на него. Во всяком случае, она не единожды укажет на подобное сходство. В одном месте, рассказывая о конкретной житейской ситуации, она предположит, что, «наблюдай эту сцену друзья Кальмана Ференц Лerap или Оскар Штраус, — они наверняка воспользовались бы ею в качестве сюжета или хотя бы вставного эпизода для оперетты», но дальше непременно заключит: «Однако я чувствовала себя отнюдь не как опереточный персонаж».

В другом месте она приведет слова, принадлежащие влюбленной героине из «Принцессы цирка», и скажет, что их вполне можно было бы отнести к ней, а потом снова как рефрен: «…хотя я вовсе не ощущала себя опереточной героиней».

Что ж! Значит, наши ощущения не совпадают.