Читаем Подлянка, сэр! полностью

Федор Игнатьевич прошмыгнул мимо меня с опаской, косясь через плечо, но боясь обернуться. К этому моменту меня уже окончательно замучил стыд. Завтра же… Нет, сегодня же пойду и поставлю свечку за здоровье несправедливо стукнутого человека.

Олег проводил гостя на кухню. Я суетилась вокруг, предлагая тапочки, полотенце, фотографии внука, когда он был маленьким. Одним словом, всячески пыталась произвести приятное впечатление. Раз уж Федор Игнатьевич к подчиненному домой пришел — это, наверное, хороший признак.

Начальник разводил руками и нервно косился в сторону сковородки, что я по рассеянности бросила на трюмо.

— Бабушка, не беспокойся, я сам, сам, — и внук вежливо, но настойчиво выпроводил меня в коридор.

Стоя перед закрывшейся дверью, я даже немного обиделась. Так и не узнаю, хороша ли вышла кулебяка. Кажется, я ее передержала. Засмотрелась в телевизор и опоздала. Ладно, как услышу, что есть начали, зайду невзначай на кухню. За чашкой или за чайником. Мне мама всегда говорила, что когда к мужчине гости приходят, надо его слушаться, а то решат, что подкаблучник или маменькин сынок (а тем более уж бабушкин внук!), и уважать перестанут. А с мужиком, которого никто не уважает, жить тяжко. Такие от жены и детей тройного почтения требуют.

Успокоившись на этом, решила скоротать время, но быть неподалеку. Вдруг понадоблюсь. Пожалуй, надо шкафчик в ванной разобрать. Накопилось там всякого. А ванная у нас имеет одну смежную стенку с кухней. В углу этой стенки невесть зачем вентиляционные дырочки. Услышу, если звать будут.

Осторожно, стараясь не греметь, — еще подумают, что подслушиваю, — я вынимала из шкафчика все, что накопилось на его стареньких пластиковых полках. Майор Пухляков что-то мерно бубнил о глухаре. «Надо же, — подумала я, — а с виду не скажешь, что лесными птицами увлекается». Но, похоже, начальник Олега про глухарей знал много. Говорил путано и непонятно. Из его слов получалось, что у нас в соседнем подъезде завелся редкий глухарь, каких раньше на их участке не бывало. Глухарь этот появился при участии некой банды. И теперь, как я поняла, они хотят сбыть незаконно нажитое за границу. Я покачала головой. До чего же некоторые люди бывают жестокими! И не жалко им птичку! Поймали в лесу и теперь хотят сдать в какой-нибудь иностранный зоопарк! По телевизору как-то показывали таких извергов. Возили обезьян в багаже. Те мучились ужасно, не все доезжали. Никогда не думала, что в соседнем подъезде может случиться нечто подобное. Надо же, редкого глухаря поймали и хотят продать! Похоже, это дело Федор Игнатьевич решил свалить на Олега. Что ж, оно, может, и к лучшему. Ему даже и делать ничего не придется. Мы с Марией Гавриловной поможем. Расспросим всех ненавязчиво, не видел ли кто птицу, про людей подозрительных. Нам расскажут. Милиции люди не доверяют, боятся, а от нас скрывать нечего. Интересно, у кого же в квартире может быть этот глухарь? Может, в той, что сдается? Там жильцы меняются постоянно. Месяц поживут — съезжают. Мне это всегда казалось подозрительным.

— Федор Игнатьевич, — раздался голос Олега, — ну не можем мы доказать, что это убийство! Не можем!

Я чуть не выронила пузырек с зеленкой. Какое убийство?! Неужели у нас в доме кого-то убили?! Из-за птицы?!

— Скажут, бабушка разбила градусник, не заметила, шарики под диван закатились, она не все собрала, а куда звонить в таких случаях — не знала, — чеканил каждое слово Олег.

У меня пол под ногами закачался. Неужели у Марфы Андреевны?! Это она на прошлой неделе преставилась, пусть земля ей будет пухом! Ужас. Все в точности, как Олег говорит, было. Оказалось, Марфа Андреевна парами ртути отравилась. Я после этого сразу выписала из «Желтых страниц» в книжечку, что всегда под телефоном лежит, куда звонить, если градусник разбился. А вообще надо со следующей губернаторской надбавки к пенсии пойти и разориться на электронный. Хоть он и четыреста пятьдесят рублей стоит, зато безопасный.

— А ты все равно попытайся доказать наличие умысла! Откуда эти племянники взялись? Братьев-сестер у бабки нет — племянники есть. Как такое может быть? — горячился Федор Игнатьевич. — Дело пахнет организованным преступным сообществом, говорю тебе. В три раза подскочила смертность среди одиноких бабушек! В три! За полгода.