Читаем Плющ оплел ступени (сборник) полностью

— О нет, из книги я мало что запомнила, только это название. Я сразу поняла, что именно так он и должен называться. Это имя звучит словно клич.

— По мне, скорей как воронье карканье… — И, помолчав, добавил: — А ведь стихи начинаются с не: «…Не за трясинами, среди песков и тлена…» А дальше, помнится, выходит так, что Кёр не существует нигде. Если даже в стихах говорится, что такого города нет на свете…

— Что говорится в стихах, совершенно не важно, важно то, что они мне открыли. А кроме того, это писалось довольно давно, когда люди вообразили, будто все на свете разложено по полочкам, потому что мир уже исследован, даже глубь Африки. Все на свете обнаружено и нанесено на карту, а если на карте чего-то нет, значит, этого вообще не может быть. Так считалось в те времена, вот поэтому он и написал эти стихи. Дальше там идет: «… Мир волшебства лишен…» С этого-то и началась моя ненависть к цивилизации.

— Можешь радоваться, — сказал он, — от цивилизации уже мало что осталось.

— А я и радуюсь, и давно уже. Война показала, что мы еще далеко не дошли до конца. Раз можно смести с лица земли целый город, то почему же нельзя сотворить город из ничего? Говорят, мы сами не знаем, что с нами делает эта бомбежка. К тому времени, как наступит конец, Кёр может оказаться последним городом на земле, единственным городом, который выстоял. Смешно!

— Нет, не смешно! — сказал он жестко. — Тебе не должно быть смешно, я, по крайней мере, на это надеюсь. Ты, похоже, и сама не ведаешь, что несешь, — может, из-за этой лунищи ты немножко чокнулась?

— Не сердись на меня за Кёр, Артур, пожалуйста!

— Мне казалось, девушки думают о живых людях.

— Что, в наше время? Думать о живых людях? Да разве можно сейчас, если у тебя есть сердце, думать о ком-то? Не знаю, как умудряются другие девушки; лично я думаю о Кёре.

— Не обо мне? — спросил он. Она помедлила с ответом, и он в муке повернул ее зажатую в своей ладони кисть. — Потому что меня нет рядом, когда я тебе нужен? Разве это моя вина?

— Но ведь думать о Кёре — это и значит думать о нас с тобой.

— Где, в мертвом городе?

— В нашем городе — ведь там мы были бы только вдвоем.

Еще крепче сжав ее руку, он размышлял над этими словами; обвел взглядом улицу, посмотрел назад, по сторонам, на крыши, даже на небо и заключил наконец:

— Но мы и здесь только вдвоем.

— Вот поэтому я и сказала: «Таинственный Кёр».

— По-твоему, мы сейчас — в нем, здесь — означает там, а сейчас — тогда? Что же, я не возражаю, — сказал он со смешком, скрывшим давно сдерживаемый вздох. — Тебе лучше знать, а в общем, мы и вправду могли бы сейчас быть где угодно, у меня часто появляется такое странное чувство, когда выхожу из метро. Ну-ну, как говорится, «запишись в армию, повидаешь мир». — И, кивнув в сторону светофоров, уходящих в перспективу улицы, спросил с хитрецой: — А что же это такое?

Она ответила почти без запинки:

— Это неистощимые газы. Когда-то к ним пробурили скважины и зажгли, теперь они отмечают минуты, меняя цвета, другого времени в Кёре нет.

— Но луна все же в наличии, а значит, без месяцев не обойтись.

— Ну конечно, есть и луна и солнце, но пусть они делают что хотят, мы все равно не станем рассчитывать время по их восходу и заходу.

— Может быть, нам и не придется, — заметил он, — мне, во всяком случае, полагалось бы.

— Это меня не касается, дело твое, только не спрашивай меня: «А что дальше?»

— Не знаю, как насчет «дальше», но вот что бы мы сделали в первую очередь, знаю твердо.

— Что, Артур?

— Мы бы населили город Кёр.

— Наверно, ничего страшного, — подхватила она, — если наши дети переженятся между собой?