Читаем Пародии полностью

Боже мой! Как же памятью я прохудился!

Позабыть миг, когда я на свет появился!

Тех поэтов, что помнят родство, почитаю,

Не без зависти их мемуары читаю:

Как они перед родами самовнушались.

Как решались (ведь теплого места лишались!)

Выбираться из мрака кромешного в люди,

Как впервые им встретились мамины груди.

Боже! Вроде просвет в моей памяти бедной!

Помню... снег... Не уверен, но, кажется... белый...

Это было... в июле... Нет, вроде... зимою...

На тридцатом году... С ним... Ну с этим... со мною...

Боже! Господи! Что мне за память досталась!

Или — ранняя это... пожилость и старость?..

Источник: [1]

(Борис Слуцкий)

Знаю со времен древних:

нет биографических данных.

Биографические взятые есть,

что и прошу учесть

при изучении моей биографии

с элементами лирической

и физической географии.

Я, то есть мой

физический герой,

был а начале второй мировой

стрелкой, указывающей на Запад, вперед.

Но уже через год

стал единственным самодвижущимся дотом,

который считал своим долгом

в случае необходимости один

взять лично и непосредственно город Берлин.

В качестве вышеупомянутого дота

я всякие границы переходил,

за что и был повышен:

в звании завода

победы производил.

С тех пор и пребываю в убеждении:

победа — мое произведение!

Единственное, что после победы меня омрачало:

карьеру пришлось начинать сначала.

Оформился ломом,

и уже через год

в будущее я проламывал ход.

Подверженный прямоте, сына-ломенка

учил я:

не бей сироту-кирпичонка!

А получив нарезку, я стал болтом,

но мучился нестандартностью потом.

Самоусложнился.

Достиг вершины

в должности машины:

полтысячи только гаек-болтов!

Колеса навесил,

крылья пегасьи поставил.

Носился, пугая кобелей и котов,

не особенно придерживаясь

дорожных и грамматических правил.

День за днем,

год за годом

физически отрабатывал лирические грехи,

пока не вырос

и не стал заводом,

производящим

лирико-физические стихи!

Источник: [1]

Зашвырнуть бы в самый дальний угол

жизнь мою и шкафом придавить:

с университетских лет на убыль

и пошла моя блатная прыть!

Блудный сын уборщицы, я вижу,

что не удалась мне жизнь моя:

в люди потому я и не вышел,

что в интеллигенты вышел я...

Брит, обут, умыт, одет по моде,

обхожусь без мата и без драк,

не курю, не пью, не бью по морде

ни людей, ни кошек, ни собак.

Извлекаю штопором я пробки,

а не зубом, что привычней все ж.

выражаясь вежливо и кротко:

— Ах ты, еш твою, коньяша, клеш!..

Даже на кого-то натыкаясь,

нехороших слов не говорю,

и в платок, а не в кулак сморкаюсь,

и перстом не лазаю в ноздрю!

Это пытка страшная! В пылу лишь

редко-редко душу отведешь:

матюкнешься, дашь по морде, сплюнешь

и еще подошвой разотрешь!

Источник: [1]

Лает собака с балкона,

Надо ее поддержать.

Нету такого закона,

Чтобы собак обижать!

Тошно ей там. Надоело.

Кошку куснуть — не моги...

И даже малое дело

Делать ей там не с ноги.

Пес! Как мне это знакомо!

Близок по духу ты мне.

Кто-то привязан к балкону,

Кто-то, напротив, к жене...

Друг! Совмещенные блага

Не для возвышенных душ!

Как я мечтаю, собака,

О выселении в глушь!

Все! Два билета достану,

Сядем с тобою в вагон.

Весело будет и странно

Видеть пошедший перрон.

...Если ж, здоровьем рискуя,

Я на ходу соскочу,

Знай: это жизнь городскую

Допрезирать я хочу!..

Источник: [4]

По времени недели две,

не так уж много,

в своей блуждал я голове,

в потемках мозга.

Во мраке собственных мозгов

я заблудился

(все это происки врагов,

я убедился).

Кто я и что я? Нечет? Чет?

Ничто иль нечто?

Поэт? Прозаик? Ангел? Черт?

О чем и речь-то...

Я был в стихах и так хмырем,

рекой, чалдоном,

березой, кедром, глухарем

и телефоном!

Сыграв ролей примерно сто,

едва не вою:

вдруг потому я то и то,

что «не того» я...