Читаем Отсутствие Анны полностью

Марина представила, как, спустя всего несколько часов, будет говорить по телефону с кем-то из подруг и рассказывать о пережитом. «Я там чуть с ума не сошла…»

Пожалуй, с учетом ситуации можно будет не просто намекнуть на собственную стойкость, а говорить о ней открыто. Да, именно так. Ситуация достаточно чрезвычайна, чтобы позволить себе слабость похвастаться силой духа. Марина нальет себе полный бокал красного вина, закурит сигарету в доме (этого она почти никогда себе не позволяла) и будет говорить долго и обстоятельно, каждым новым разговором выдавливая боль и страх, накопившиеся за день, без остатка. Сигаретный дым будет плавать по комнате. За окном будет заниматься рассвет. Аня будет спать у себя в комнате. Целая и невредимая. Дома.

Фантазия была такой яркой, что, когда ее окликнули, Марина не сразу сообразила, где находится. Думала, пришел следователь, но нет – просто девочка в кителе принесла чашку чая на блюдечке. Чашка была не казенная, ярко-розовая, с веселой овечкой, говорящей «Бе-е-е» белому сколу на краю. В чае плавали, медленно, как в танце, темные чаинки. На блюдечке лежал, сиротливо прижимаясь к чашке, каменный с виду пряник.

– Если хотите, я еще пряников принесу, – торопливо сказала девчонка, косясь на клетку с мужчинами. – Или, хотите, можете со мной посидеть в кабинете. Только там… Не совсем чисто.

Мысль о том, что же должно твориться в кабинете, если там менее чисто, чем в коридоре с бомжами, вяло ударила хвостом в мутной жиже мыслей и не вызвала ни малейшей ряби на поверхности. Обычно Марина непременно улыбнулась бы собственной шутке или ввернула что-то остроумное вслух. Она любила нравиться незнакомцам… Но, кажется, девочка и так была к ней более чем расположена. Марина мгновенно представила, что такие вот сочувственные взгляды и робкие, тихие шепотки будут сопровождать ее теперь бесконечно долго, может быть, всю жизнь, и резко встала. Звякнула ложка о край блюдца.

– Не подскажете, где здесь туалет?

Девчонка торопливо объяснила.

В туалете Марина долго умывалась холодной водой – тушь потекла, лицо раскраснелось. Долго и бессмысленно она разглядывала себя в зеркале: бледное лицо в потеках косметики, высокий лоб без единой морщины, волосы цвета масла – так говорила парикмахерша, к которой она ходила краситься, хотя ни оливковое, ни сливочное в холодильнике ничуть не походили на этот сияющий сусальной позолотой цвет.

Несколько минут она медлила у зеркала, думая, стоит ли подправлять макияж. Простейший выбор вдруг стал неразрешимой задачей. Происходящее с ней не имело логического объяснения. В супермаркете, хотя Марина ничего и никогда не крала, она часто стремилась быстрее пройти мимо охранников, опуская глаза, будто взгляд мог ее выдать. Так же и теперь ей вдруг показалось, что излишне аккуратный макияж может заставить представителей закона заподозрить ее в черствости – быть может, в причастности?.. Ногти, покрытые бордовым лаком, с противным скрипом впились в край раковины.

Идеальная Мамочка не об этом думала бы теперь, когда драгоценная дочка находится неизвестно где. Она бы бежала через полгорода в разных тапках и одном носке и теперь, срываясь на крик, требовала бы, чтобы ее приняли немедленно, сейчас же…

Глаза болели, и она машинально извлекла ярко-синие линзы, высвобождая настоящий цвет глаз, – как будто маску сняла. Глаза, очень темные, карие, при определенном освещении почти вишневые, были единственным, что внешне связывало их с Аней.

В дверь постучали, а затем в щели появилось лицо девчонки, с которого не сходило выражение испуганной почтительности. При взгляде на Маринино лицо в потеках дорогой туши девчонка машинально прижала ладонь к животу. «Радуется, что не на моем месте, – подумала Марина. – И, может быть, молится – если у нее есть бог, – чтобы никогда на нем не оказаться».

– Следователь пришел, – робко сообщила девчонка. – Он вас ждет у себя в кабинете.

Марина кивнула:

– Спасибо. Я приду через минуту. – Она потянулась за салфеткой, смочила ее водой. Перед тем как закрыть дверь, девчонка быстро стрельнула в нее взглядом – на этот раз почти благоговейным. Как минимум она не увидела в том, чтобы поправлять макияж перед встречей со следователем, ничего зазорного – возможно, наоборот, восхитилась Марининой стойкостью. «Здравствуйте, моя дочь сегодня не вернулась домой после школы…» Покрытый белой казенной плиткой пол вдруг сделал красивый кульбит, метнулся в лицо, как камень из пращи, и Марина с трудом устояла на ногах.

Она должна вспомнить все, что может оказаться важным. Должна сохранять спокойствие. И сделать все, чтобы Аню нашли. Первый раз за день Марина вдруг с ледяным спокойствием подумала, что не перенесет, если Аня не найдется, не перенесет, если именно такой станет ее история… Если это и станет ее историей.