Читаем Оливье полностью

Глушитель негромко чавкает, господин Эмерсон валится на пол вместе со стулом. Крови совсем немного, даже от ударов было больше.

Потап деловито прячет «ругер» за пазуху, вопросительно смотрит на меня в ожидании распоряжений. Я встаю.

— Пока свободен. Только прибери тут. И язык не забудь.

Потап приседает на корточки перед трупом и достает нож.

Есть десятки рецептов, но только три из них канонические, и горе тому, кто обращает внимание на апокрифы. Первый, ветхий — с рябчиками и раковыми шейками. Второй, новый — с колбасой и горошком. И третий, который даже не рецепт, а новомодное руководство к украшательству подачи. Все эти ломтики красной рыбы, гренки и даже чипсы. Все посвященные презирают третий канон, но вкушать приходится именно его, ибо уже нет ресторанов, верных традиции. И мало поваров в наших рядах. В сущности, поваров среди нас вообще нет. Среди алхимиков, на западе, есть, но на то они и еретики.

Вечерняя пурга загнала меня в незнакомое заведение. Здесь почти пусто, столики отделены ширмами, а за окном валит снег, горят гирлянды и медленно текут красные огни автомобилей.

Я не глядя отдаю меню официантке.

— Оливье, будьте добры.

И через десять минут с отвращением смотрю на бледно-оранжевые кубики вареной моркови. Проклятое наследие голодной перестройки. Я едва успеваю занести никчемную едальню в черный список, чтобы ребята из группы контроля вплотную позанимались ее поваром. Звонит телефон.

— Кольбе. Мальчик мой.

Голос Воеводы скрипуч и как всегда напрягает.

— Ты нашел?

— Нет, наставник. Книги у него уже не было. Но у меня есть зацепка.

Молчание в трубке напрягает еще больше.

— Плохо. Очень плохо. Времени мало. До меня дошли слухи, что о книге копает еще кто-то. Скорее всего, алхимики послали сюда не только этого твоего Эмерсона. Помощь нужна?

— Один справлюсь. Здесь рядом.

Связь пропадает. Я выхожу из едальни в темноту и вьюгу. Да, рядом. Буквально через дорогу.

Бывшее помещение какого-то завода, теперь ночной клуб. У входа топчутся малолетки, без шапок, но с поднятыми до ушей воротниками. Прохожу мимо широких охранников, показав им квадратную заламинированную карточку.

Когда-то здесь была точка алхимиков. Пока мы ее не зачистили. Эмерсон, видимо, решил, что дважды снаряд в одну воронку не попадает. Распространенная ошибка.

Проталкиваюсь сквозь потную толпу разгоряченной молодежи, сквозь трясущуюся от децибелов тьму, сквозь бьющие по глазам лучи лазерных установок. Полуголые девки цепляются за руки, таращатся их слюнявые бойфренды. Последние метры преодолеваю с нескрываемым отвращением, расталкивая всех руками. Сзади по коровьи возмущаются пьяные быки. Самый надутый стероидами вяжется следом, но я захлопываю дверь перед его носом.

Здесь темно, пахнет сыростью. Проход к лестнице я нахожу ощупью, и только наверху включаю фонарик. Коридор, заколоченные окна, скрипучие доски на полу. Луч фонарика выхватывает щель в стене. Первая закладка. Пусто. Я иду дальше, прислушиваясь к музону. Мне кажется, что к нему примешивается еще что-то. Шорох, звон стекла, осторожные шаги. Я останавливаюсь, жду, вглядываясь в темноту. Бесполезно.

Вторая закладка тоже пуста. И третья.

Кейс я нахожу в четвертой. Заваленной тряпьем дыре между половицами. Обитый дорогой кожей металлический ящик фирмы «Бломб энд Даунинг». Сенсорная поверхность замка отсвечивает в глубине красными искрами.

Достаю из кармана зип-пакет, раскрываю и брезгливо, двумя пальцами, выуживаю из него отрезанный язык господина Эмерсона. Кладу на сенсор, кейс мягко щелкает, и красные огоньки сменяются зелеными. Мало кто знает, что язык человека намного индивидуальнее зрачков и пальцев. Сенсорный замок кейса улавливал не только трещины, но даже запах, который подделать невозможно.

Затаив дыхание, я медленно отвожу крышку в сторону.

Даже Воевода не знал, каким образом алхимикам удалось обойти нас на этом повороте. С самого начала, с тех пор, как сто лет назад две группы посвященных напрочь разодрались на Втором Соборе, было ясно, что мы ближе к разгадке. У нас фора. Мы живем на земле Мастера, на земле, где он похоронен. Мы используем то, что выращено и произведено здесь. Мы раскопали все доступные архивы, все воспоминания. Выудили крупицы сокровенного. От пары капель хлебного вина в соусе «провансаль» и сорта оливок до степени прожарки рябчиков, о которой упомянул в своем забытом дневнике гласный городской думы Симеон Пришибеев.

Но главное свидетельство, книгу, мы найти не смогли. Ее нашли алхимики. Кто бы мог подумать, что она уже сто лет хранится всеми забытая на чердаке фрау Мариус. И если бы не наша разведка, мы бы уже проиграли гонку.

Есть три канонических рецепта, но даже первый из них — не главный. Главный — один. Настоящий. Тот, что Мастер унес с собой в могилу. Тот, который более ста лет пытаются повторить посвященные, выгрызая друг у друга крупицы знания.