Дальше произошло следующее. Зерчанинов, прочитав рукопись, предложил в конце, за последней фразой — «Было бы славно написать о футболе так, как он его видел»,— поставить вопрос: «Удастся ли?».
Автору легче согласиться с сокращением, чем с посторонней вставкой. А я согласился тут же, чем был немало удивлен: в таких случаях обычно дерзко ершусь.
Выйдя из редакции на улицу Горького, обнаружил, что вопрос «Удастся ли?» привязался. Он отвечал настроению, с которым я сидел над очерком, чувствуя общность наших с Есениным судеб.
Константин Сергеевич вел свои высокопрофессиональные занятия, сохраняя в неприкосновенности первозданную душу болельщика. Историограф, энциклопедист, он был уверен, что в своих изысканиях никого не забудет, не обидит, не обойдет молчанием, и потому с легким сердцем позволял себе отводить душу в пристрастных переживаниях. В этом секрет обаяния его личности применительно к футболу, его мальчишества до последнего дня. И немалая отвага, потому что профессионалы считают хорошим тоном открещиваться, по крайней мере на словах, от всего болельщицкого.
Никто не рождается членом президиума федерации, тренером, судьей, репортером, статистиком. Самые чуткие родители бессильны уловить в сыне подобные задатки. Футбольное тяготение начинается в одно прекрасное утро, с восхода солнца, когда человек просыпается с ощущением, что он — болельщик. Неизвестно почему, но — отныне и навсегда. Можно поигрывать, а можно стоять за воротами. Один двинется в мастера, а тысячи равных ему по сердечной привязанности к мячу и любимой команде осядут на трибунах.
Не встречал среди связавших себя с футболом никого, кто угодил бы на эту стезю случайно, по протекции или насильно, поддавшись уговорам. Встречал, и немало, таких, о ком полагается отозваться: «не по Сеньке шапка». Но это другой разговор. Болельщиками были и они, не способные стать футболу полезными, а то из-за скудоумия, трусости, лени встававшие ему поперек. Бывало, самые надутые, «замурованные» службисты, в размягченности или подвыпитии, с видимым удовольствием, хвастая, хотя и опасливо понижая голос, расписывали мне свое молодецкое болельщицкое прошлое, оговаривая, что «откровение не для печати».