Читаем Наркокапитализм. Жизнь в эпоху анестезии полностью

12 ноября 1846 года Чарльз Томпсон Джексон и Уильям Грин Мортон из Бостона подали патент в Ведомство по патентам США. Он получил номер 4848 и, как отмечалось в вводной части описания, предназначался для «усовершенствования хирургических операций»[2]. Усовершенствование, о котором идет речь, представляло собой новую методику, основанную на вдыхании паров диэтилового эфира пациентом перед началом операции, что должно было приводить к состоянию нечувствительности нервов и позволять хирургу работать, не причиняя ощутимой боли. Хотя этот вид продукта, как отмечали сами Джексон и Мортон, уже использовался в прошлом для уменьшения боли в той или иной мере, решение о вдыхании паров являлось беспрецедентным медицинским шагом. Вот почему они претендовали на защиту прав интеллектуальной собственности на разработанную ими процедуру; то, что они были лишь последним звеном в длинной цепи более или менее случайных открытий, не имело большого значения. Конечно, до эфира уже применялись другие формы ингаляционной анестезии – начиная с закиси азота, использованной английским химиком Хамфри Дэви в нескольких экспериментах до 1799 года – через двадцать лет после выделения этого вещества Джозефом Пристли[3]. Еще в 1818 году Майкл Фарадей, изобретатель клетки, носящей его имя, продемонстрировал анестезирующие свойства эфира – хотя ему не пришло в голову защитить патентом то, что казалось ему естественным явлением[4]. Более того, слова «анестетик» еще не существовало, в чем легко убедиться, прочтя патент Джексона и Мортона: вместо точно определенного понятия мы находим в нем туманные описательные выражения общего характера. Термин «анестетик» предложил Оливер Уэнделл Холмс – бостонский врач и рассказчик (чей сын станет величайшим судьей Верховного суда США), который в письме Мортону критиковал его намерение назвать свое изобретение «летеон»[5]. Аллюзия на богиню забвения Лету, дочь богини раздора Эриды, показалась Холмсу сомнительной – в конце концов, вдыхание эфира приводило не к амнезии, а к нечувствительности, и потому было не столько возвращением из мира мертвых, сколько пребыванием в мире живых. Так или иначе Ведомство по патентам США выдало Джексону и Мортону патент, о котором они просили, – и с этим наступила новая эпоха: эпоха анестезии.

Когда в 1899 году Эмиль Крепелин опубликовал шестое издание своего учебника клинической психиатрии (Lehrbuch der Psychiatrie), он уже некоторое время был образцом научного успеха – образцом по меркам немецкой науки того времени[6]. В возрасте тридцати лет он стал профессором психиатрии в Дерптском университете (ныне Тартуский университет в Эстонии), быстро став заведующим кафедрой, а затем и пристроенной к ней больницей, которой он руководил, поддерживая строгую дисциплину. С момента выхода в свет первого издания Lehrbuch – в том же году, когда завершилась его хабилитация,[7] – Крепелин сформулировал свою программу, не оставив ни малейших сомнений: психиатрия должна войти в ряды экспериментальных наук и стремиться стать отраслью медицины. Для этого ей следовало отказаться от всякой метафизики, омрачавшей развитие психологии, и сосредоточиться на главном – понимании физических причин психических заболеваний[8]. Конечно, Крепелин был не единственным, кто утверждал, что привел область лечения душевных расстройств в соответствие с самыми основательными науками: его учитель Вильгельм Вундт сам принадлежал к давней традиции психиатров, мечтавших об объективном знании[9]. Но по крайней мере в одном он сильно выделялся среди своих предшественников, а именно, в стремлении установить полную клиническую картину основных форм психических заболеваний, чтобы наконец-то создать систему классификации. Он полагал, что, обратившись к наблюдению их физических причин, можно разрешить трудности, возникающие при анализе отдельных симптомов, которые он сгруппировал в большие семейства, названные им «синдромами»[10]. С публикацией каждого нового издания Lehrbuch из-под его пера выходили новые нозографические обозначения и классификационные схемы. В них вводились многочисленные категории, которые впоследствии пользовались большим успехом.

Одной из наиболее важных среди них, предложенной в четвертом издании трактата в 1893 году, была, конечно, «dementia praecox» – категория, охватывавшая каждый случай, в котором наблюдалось развитие «умственной слабости» в нехарактерном для этого возрасте. Хотя она была решительно переформулирована, наибольшее впечатление на читателей в 1899 году произвела не эта категория, а появление новой, детально описывавшей жесточайшую реакцию короткого замыкания – «маниакально-депрессивный психоз»[11].