Читаем Морские ворота полностью

Он прошел на кухню, пристроил фонарь на столе, прислонив его к стене. Он чувствовал себя неловко в этой образцовой, сверкающей чистотой, чуть ли не фантастической кухне, как бы сошедшей со страниц рекламного проспекта. Он осторожно сел на стул с резной спинкой, принялся снимать сапоги, безуспешно пытаясь отогнать мысль о том, что в этих комнатах, обставленных с таким изяществом, все было не практично, не удобно. Он ошибся, задумав проект этого дома, ошибся, закончив его строительство, пренебрегая мнением друзей, ошибся, ошибся... Он все время совершал ошибки. И вот теперь... Босиком он подошел к крану, чтобы попить, но воды не было. Его окружал враждебный мир. Он начал замерзать. Что сказала Мари-Лора? «Ты сумасшедший!» Он и впрямь сумасшедший. Только сумасшедший мог убежать в такую неистовую ночь, чтобы укрыться... от кого?.. от чего?.. Он не знал, но ему еще слышался ружейный выстрел, от которого задрожали стены. Мерибель обрел покой. Он же теперь беглец. За ним будут гнаться, как за преступником.

Он пошел в гостиную. Луч фонаря скользил по мебели, сделанной из светлого дерева, и он вспомнил слова составленного им же самим буклета: «Красивейший ансамбль на Берегу Любви в 500 метрах от Пириака. Вы покупаете простор и радость. Вы вкладываете капитал в счастье». Тогда он и не подозревал, что жульничал; впрочем, он и сейчас не до конца понимал это. Завтра... послезавтра у него будет время найти причины катастрофы. Но сначала спать. Он стащил с себя куртку, машинально вытащил все из карманов. Он настолько устал, что с трудом соображал, разглядывая трубку, кисет, зажигалку, бумажник — все эти предметы, к которым его пальцы не привыкли прикасаться. Они принадлежали Мерибелю. Обручальное кольцо... Ему пришлось снять обручальное кольцо Мерибеля и надеть ему свое. На его руке были часы Мерибеля. Труп Мерибеля стал его трупом. Кто назвал его сумасшедшим? Он мертвец. Если бы еще и заснуть мертвым сном! Он принялся искать спальню. Он забыл расположение комнат. Он снова очутился в передней и стал продвигаться на ощупь. Кажется, спальня выходила окнами на море. Он пошел, ориентируясь на шум волн. С этой стороны завывания ветра достигали такой высокой ноты, что он остановился у кровати, наклонив голову. Ему не привыкать к бурям на равнинах Лабриера, но такого он еще не видел. Разбушевавшаяся стихия как бы перекликалась с его собственной драмой, казалось, он сам и вызвал эту бурю каким-то таинственным способом. На широкой кровати с роскошным покрывалом не было ни белья, ни одеял. Почти призрачное ложе для соблазна посетителей, переходящих из комнаты в комнату, как в музее, ослепленных светом, яркой гармонией красок и мечтающих: «Вот бы здесь пожить!»

Севр снял брюки и бросил их на кресло, обитое пушистым мягким бархатом, похожим на дорогой мех. Было довольно прохладно. Через плотно закрытые окна проникало дыхание моря, пахло тиной, мертвыми водорослями. Сырость оказалась хуже холода. Из-за нее ткань стала липкой, матрас — влажным. Покрывало липло к телу. Севр вытянулся на кровати, потушил фонарь, потер одну о другую заледеневшие ноги. Стояла непроглядная тьма. Тем не менее он закрыл глаза, чтобы остаться наедине со своей болью, понимая, что уснуть ему не удастся.