Читаем Мистер Морг полностью

И вот на следующий день Мэтью, который до сих пор был просто молодым человеком двадцати трех лет от роду, волею судьбы и случая возвысившимся из нью-йоркских оборванцев сперва до секретаря мирового судьи, а потом и до младшего «решателя проблем» в бюро «Герральд» со штаб-квартирой в Лондоне, обнаружил, что за ним повсюду следует умножающаяся толпа людей, сующих ему перья, чернильницы и экземпляры «Уховертки», дабы он надписал своим именем первую часть истории его приключений, в которой он уже едва узнавал что-либо из пережитого им на самом деле. Было очевидно: там, где Мармадьюку не хватает фактов, он дает полную волю фантазии.

К третьей, последней части, опубликованной на прошлой неделе, Мэтью из простого горожанина, каких в 1702 году проживало в Нью-Йорке примерно пять тысяч, превратился в рыцаря справедливости, не только предотвратившего крах экономических основ колонии, но и спасшего всех девиц города от похотливых приспешников Капелла. Бежал без оглядки вместе с Берри по засохшему винограднику, когда их по пятам преследовали пятьдесят головорезов и десять дрессированных ястребов? Дрался на шпагах сразу с тремя кровожадными пруссаками? Да, зерно правды в этих россказнях было — но обросло толстой мякотью вымысла.

Как бы то ни было, для Григсби и его «Уховертки» эти истории оказались подарком судьбы, и народ не только в тавернах, но и у колодцев и лошадиных поилок взахлеб обсуждал прочитанное. По слухам, кое-кто даже видел, как сам губернатор, лорд Корнбери, прохаживаясь в один прекрасный день по Бродвею в золотистом парике, белых перчатках и роскошном женском наряде — в честь своей кузины королевы Анны, увлеченно изучал свежий выпуск газеты подкрашенными в фиолетовый цвет глазами.

На углу Куин-стрит и Уолл-стрит напористый ветер завихрил вокруг Мэтью целую смесь запахов: рыбы, дегтя, причальных свай, животных и их кормов на скотопригонных дворах, содержимого ночных горшков, выплеснутого из окон на булыжные мостовые, и горьковато-сладкого винного аромата ночной Ист-Ривер. Если Мэтью находился сейчас не в сердце Нью-Йорка, то уж точно в его носу.

Ветер хлестал по фонарям, свисавшим со столбов на углах улиц, и гасил их пламя. Закон обязывал жителей каждого седьмого дома предоставить по светильнику, но сегодня никто — ни совершавшие обход констебли, ни даже их глава Лиллехорн, сколько бы он сам себя ни расхваливал, — не смог бы приказать ветру пощадить хотя бы один фитиль. Это нескончаемое бесчинство, начавшееся около пяти часов и, по всем признакам, утихать не собиравшееся, и заставило Мэтью вступить в мысленный философский диалог с разбушевавшимся задирой-ветром. Нужно было прибавить шагу: даже не доставая серебряных часов из кармана жилета, он знал, что уже на несколько минут опаздывает.

Довольно быстро дойдя до Брод-стрит, теперь уже подталкиваемый ветром в спину, Мэтью перешел по булыжникам на другую сторону и при свете истязаемого ветром, но еще не добитого фонаря разглядел ждавшего его начальника. Их контора находилась чуть дальше по Стоун-стрит, в доме номер семь, где нужно было взойти по узкой лестнице на верхний этаж — там, если верить молве, до сих пор обитали призраки прежних съемщиков, прикончивших друг друга из-за кофейных зерен. За последние недели Мэтью несколько раз слышал скрип и какие-то глухие удары, но был уверен, что это просто голландские камни брюзжат, оседая в английскую землю.

Не успел Мэтью подойти к Хадсону Грейтхаусу, одетому в монмутскую шерстяную шапку и длинный черный плащ, реявший за ним подобно вороновым крыльям, как тот широким шагом сам направился к нему и, на ходу перекрикивая ветер, громко приказал:

— Следуй за мной!

Мэтью подчинился и снова едва не лишился треуголки, разворачиваясь, чтобы идти в обратную сторону. Грейтхаус легко шел навстречу ветру, как будто был его властелином.

— Куда мы идем? — крикнул Мэтью, но то ли его слова не долетели до Грейтхауса, то ли тот не соизволил ответить.