Читаем Месть зэка полностью

На сто первом километре от Москвы дорога начала сужаться и на том самом месте, где она из шоссейной уже готова была превратиться в грунтовую, над ней нависал жирный «кирпич». Однако никто из тех, кто двигался в направлении исправительно-трудового учреждения номер пять, или попросту «пятерки», на запретительный знак внимания не обращал, и, проехав еще чуть-чуть, утыкался в кольцевой каменный забор, за которым тоже по кругу шел еще один забор повыше из колючей проволоки. Если посмотреть на «пятерку» с крыши самого высокого в поселке здания универмага, то можно увидеть еще и третье кольцо из тонкой проволочной сетки — это для пресечения переброса курева и наркотиков, которыми снабжали страдальцев человеколюбивые жители Ручьев, конечно, по, мягко говоря, весьма внушительной цене.

Входные ворота вели в широкий дворик, за ним — проходная внутрь лагеря, за которой открывалась провинная площадка со служебным зданием. Здесь торчали два деревянных столба с натянутой волейбольной сеткой. Дальше справа расположилось здание санчасти, а левее снова забор, деревянный, и ворота, ограждающие жилые помещения от производства.

Каждое утро из бараков выходили бригады зэков и после пересчета на проверке попадали на фабрику, построенную еще немцами в начале века и представляющую собой угрюмое помещение с грязным полом, зарешеченными окнами и облупленными стенами, обвешанными плакатами и лозунгами.

На втором этаже производственного корпуса, в цеху на своем постоянном месте, у окна за маленьким столиком, располагался «свободный» художник Вова. Он священнодействовал над очередным невероятного размера плакатом, одобренным старшим мастером. Вокруг трех зеленых фанерных столов, напоминающих столы для настольного тенниса, трудились люди в одинаково темных робах и брюках, на стриженых головах у некоторых были странные кепки с длинными козырьками — чепурики. На первый взгляд все эти люди не отличались друг от друга, но если приглядеться, то видно было, что и поведение и одежда у них различны. За первым столом все были одеты в грязную измятую одежду и работали не поднимая головы. За третьим столом, в углу цеха, наоборот, никто не работал. Там заседала щегольски одетая местная аристократия — жулики. По тюремным законам профессиональные воры и грабители, на местном языке — люди «в авторитете» не были обязаны работать на лагерную администрацию.

Из раздевалки вышел Питер, коренастый тридцатилетний мужчина, как и все обритый наголо, и брюках и тапочках на босу ногу. На голой спине Питера вытатуирован монастырь с тремя башнями — по местным канонам — высокохудожественная работа. На плече — женская головка с распущенными волосами. Питер из приблатненных. Он «мужик», в «авторитетные» еще не вышел.

Питер подошел к первому столу и положил руку на плечо светловолосому парню в синей робе.

— Сколько собрал браслетов?

Парень поднял голову, в глазах у него, казалось навечно, застыл испуг.

— Уже девяносто.

— Ты что, сука, думаешь? Я за тебя пахать буду? До обеда осталось полтора часа, а ты еще треть нормы не сделал.

Ладонью Питер ударил сидящего по макушке, тот не сопротивлялся, закрыл голову руками, вжался в стол.

— Смотри! — предупредил Питер, отходя к последнему столу.

На столе рядом с кучкой блестящих деталей, из которых должны получаться при сборке браслеты для часов, стояла трехлитровая банка из-под сока, в которой настаивался чай, вокруг валялись конфеты, куски хлеба, масло. За столом в щегольских черных куртках сидели три жулика: Хмель, Шакура, Юрок.

— Слышь, Хмель, Курина за тебя норму делает? — обратился Питер к pыжеволосому веснушчатому, очень спокойному человеку, в котором чувствовалась скрытая внутренняя сила. На вопрос Питера Хмель молча кивнул головой.

— Черта лысого он тебе сделает. Совсем пахать не хочет.

— Зови бугра, — встрял в разговор человек кавказской наружности по кличке Шакура, — так самим вкалывать придется.

Питер подошел к раздевалке, просунул в дверь голову и что-то крикнул. Дверь снова отворилась и вошел Виктор. На рукаве его обязательной черной тужурки, точь-в-точь напоминавшей куртку студента строительного отряда, выделялась повязка с надписью «Бригадир».

— Чифирнем? — предложил Хмель и, не дожидаясь ответа, кивнул Юрку, самому молодому, голому по пояс жулику, мышцы у которого были далеко не столь внушительны, как у Хмеля, а тем более Шакуры, да и наколок на теле меньше.

— Разливай, Юрок!

Юрок налил из банки чифир в единственный стакан и пустил по кругу. Затем взял горсть конфет и обнес каждого. Выпив несколько глотков, Виктор поднялся.

— Хорош! От вашего чифира сердце из груди выпрыгивает.

— Курицын! Или сюда, шлюха! — вдруг заорал Питер, ставя стакан на стол, и, переменив тон, обратился к Виктору:

— Норму не делает, сукин сын. От ментов отмажешь?

— Отмажу, — поморщился Виктор и отвернулся.

— За норму то! Святое дело, — оживился Юрок и с хищной улыбкой посмотрел на Курицына, который робко вышел из-за стола и подошел к Питеру, стараясь держаться чуть поодаль.

— Ближе подойди! — подозвал его Питер.

Курицын сделал шаг вперед,