Конец советской эпохи возрождает в стране организованную преступность, "мафию", как стали тогда её назвать. С одной из таких г…
Александр Сергеевич Лавров , Ольга Лаврова
Детективы и Триллеры / Криминальный детектив 18+Двое подростков выбираются из разгоряченной толпы танцующих и тоже направляются в уборную.
Один из них, видно бывалый, отсчитывает торговцу нужную сумму. Его спутник со жгучим любопытством и опаской следит за происходящим и, когда приятель, засучивая рукав, ныряет в кабину, застревает возле Бори.
— Будешь? — спрашивает тот.
Подросток отрицательно трясет головой.
— Это лучше, чем с девочкой.
— Я вообще уколов боюсь, — смущается подросток.
Торговец покатывается со смеху.
— Тогда покури травку, — подает сигарету.
— Бабок нет.
— Для почину — бесплатно, — и соблазнитель щелкает зажигалкой.
Подросток нерешительно затягивается.
Трое молодчиков постарше сушат в стороне руки. Руки крепкие, лица непроницаемые. Чем-то неуловимым напоминают сопровождающих Коваля.
Спокойно надевают повязки дружинников, объявляют громко:
— Милиция!
Помещение сразу пустеет.
Торговец лихорадочно спускает что-то в унитаз. Один из молодчиков подпирает плечом дверь, чтобы не помешали, другой сорвав задвижку, открывает кабинку с уколовшимся, но видит, что на него можно не обращать внимания.
Принимаются за Борю.
— На кого работаешь?
Боря молчит.
— Он опасается, думает, из милиции.
— Объясни, что мы хорошие люди.
Боря — тощий и расслабленный, потому что сам сидит на игле, — не сопротивляется, только заслоняет лицо. Его бьют под ребра так, что он переламывается и валится на пол. Поднимают.
— Ну?
Продолжает молчать.
— Не верит, — флегматично замечает молодчик у двери.
Боре добавляют.
— Теперь веришь?
— Не бейте… я даже фамилию не знаю, — задыхаясь, выговаривает он.
— Где товар получаешь?
— На Котельнической… рыбу ловит… зовут дядя Миша, — капитулирует Боря.
— Завтра в восемь подойдешь на то же место с этой сумкой. Будет новый дядя, понял? — Молодчики вручают Боре сумку с распространенной эмблемой авиакомпании и, сдернув красные повязки, исчезают.
Подросток в кабинке обнимает и гладит унитаз, говорит ему нежно: «Люся»…»
Стол Знаменского завален папками, он что-то пишет.
— Здравствуйте, товарищ полковник. Старший лейтенант Курков, — представляется вошедший молодой человек. — Направлен к вам.
— А-а, прошу, — указывает Пал Палыч на стул.
Курков садится, снимает фуражку.
— Чему намерены у меня учиться?
— До Академии МВД три года был следователем в области.
— В смысле сами с усами, — хмыкает Пал Палыч. — И как вам меня охарактеризовали?
— Направили. Говорят, вы умеете располагать к себе людей. Говорят, владеете тактикой допроса. И вообще.
— Мало ли что говорят. Старший лейтенант, не принимайте на веру чужих высказываний, — Пал Палычу смешна его ершистая поза.
— А вас я сумею расположить?
— Целиком зависит от мастерства.
Не чувствует Курков пиетета к старым кадрам и скрывает иронию лишь в пределах вежливости.
— Гриша, — говорит Знаменский в переговорное устройство, — кто там у тебя на очереди? — Некоторое время слушает. — А поинтересней нет? Мне надо показательный допрос провести, — он косится на лейтенанта. — Ну, давай Ивакина.
Кладет трубку и поясняет Куркову:
— Следственно-оперативная группа, которую мне поручено возглавлять, собрала разные дела по наркотикам. Сталкивались с наркоманами?
— Лично — нет.
— Схема такая: покупатели, розничные торговцы, оптовики, — Пал Палыч отмеряет в воздухе ладонью как бы ступеньки, — а те получают товар по своим каналам. Ивакин — рядовой потребитель. Полмесяца назад мы арестовали его «кормильца» — человека, который снабжал. Надо выяснить, от кого он получает зелье теперь. Тактика допроса будет такая: ни о чем не спрашивать.
— То есть? — поднимает брови стажер.
Входит Ивакин, небрежно бросает:
— Наше вам.
Без приглашения усаживается. На вид ему не больше двадцати, развязный, возбужденный, глаза колючие, делает массу ненужных непроизвольных движений.
— На вопросы не отвечаю! — заявляет он.
— Естественно, — и Пал Палыч притворяется, что испуган чем-то увиденным за его спиной.
Ивакин вскакивает, оборачивается, загораживаясь стулом… и обнаруживает, что позади пусто. Не сразу он оправляется от пережитой паники. Сообразив, что просто купили, злится.
Курков озадачен тем, насколько легко человек поддался воображаемому страху, что как раз характерно для наркоманов.
— Шалят нервишки, — замечает Пал Палыч.
— Это мое дело! Как хочу, так живу! — агрессивно выпаливает Ивакин и, пытаясь утолить двигательный зуд, качает за спинку стул, пристукивая на полу передними ножками; стук попадает в такт речи, и под его аккомпанемент он выкрикивает: — Седого посадили! Лучших сажаете! Лучших! Гады!
Он валится на стул, невнятно бормоча какое-то ругательство, отвернувшись от Знаменского.
— Разговаривал я с Седым, прохвост, как и все.
— Врете! Он был хороший мужик! Если кто на мели, даже в кредит давал!
Пал Палыч не верит:
— Да ну-у?
— Давал, я вам говорю! — снова вскакивает Ивакин.
— Значит, ваш Седой был исключением. А вообще-то все торговцы наркотиками — лютые волки, — Знаменский вынимает фотографии и по одной кладет на стол лицом к Ивакину, — что этот, что этот…
При виде третьей фотографии Ивакин повторяет:
— На вопросы не отвечаю!
— Я и не задаю. Идите обратно в восемьдесят пятую комнату.