Читаем Козий Бог (СИ) полностью

В общем, в мае к майору приставили Василенову Анфису Георгиевну, девицу, не только глуповатую и лишенную даже намёка на сообразительность, но и в целом странную. Обматывалась вязаным шарфом, вязаным, не шёлковым! Да и шарф был чудной, зверьём вонял и травами, немного лекарствами для стариков, а рисунок на шарфе вычурно пестрил множеством завитков и закорючек, в которых с трудом угадывались ёжик и медвежонок. И при ветре Василенова сразу же натягивала его на голову как капюшон. Начальство ругалось, несколько раз делало выговор за такую форму, но Василенова упорно продолжала носить шарф. В конце концов, в участке все смирились. А вот потерпевшие и свидетели, впервые встретившись со стажёркой, недоумевали.

Вот и сейчас будет так же.

Словом, майор ненавидел этот шарф.

– Пойдём, ― сказал Николаев, ― нам ещё полчаса пилить. Тут ближе не подъехать никак.

Они побрели по лугу, огибая дачные участки и огороды, по густой до колен траве, усиками, листиками, цветочками цепляющейся за форму. Солнце уже припекало. Василенова пыхтела позади, и майор невольно представлял, как она обливается потом и каким взмокшим вязаным комком доберётся до места.

«Да и сам я буду не лучше».

Наконец, миновали и луг, и особняки за высокими заборами, дерзко напиравшие на поле и огороды, и добрались до железной дороги. Засеменили по разбитым трухлявым шпалам в сторону станции.

Наконец, у поворота, почти у самого семафора показалась чёрная точка. Приблизились. Это курил председатель садового товарищества, у ворот которого пришлось бросить машину. Он выглядел недовольным, потому что звонок из управы поднял его ни свет, ни заря, и пришлось тащиться к путям и искать, куда машинист оттащил тело. А это оказалось не так уж и просто! Диспетчер сообщила только то, что электричка остановилась между поворотом и станцией. Машинист, разумеется, не стал дожидаться председателя, отодвинул труп, доложил диспетчеру и покатил дальше.

Труповозка с санитарами ещё не приехала. Звонили, сказали: шину пробили, заменят и через полчаса будут. Как раз солнце ещё напечёт, и труп совсем вздуется. И так уже смердит хуже некуда.

Поздоровались.

– Машинист оттащил его с рельс вон туда, ― Григорий Константинович махнул в сторону двух невысоких ёлочек, непонятно как оказавшихся у железной дороги, вдоль которой если и росли деревья, то осины и берёзы, реже – тополя.

– Понятно. А разве этот участок путей к вам относится?

Майор прекрасно помнил, как в прошлом году, когда из Зелёномховска пришло распоряжение провести субботники и навести порядок вдоль железной дороги, Григорий Константинович и председатель соседнего зверосовхоза взвились петухами и чуть не заклевали друг друга до смерти в попытках решить, кто какую часть дороги убирает. Часть у станции была более загаженной, и никто её не хотел. В конце концов, кто-то добропорядочный и сердобольный вызвал полицию. Николаев принял от председателя садового товарищества взятку козьим молоком, картошкой и самогоном, и присудил ему более чистый и дальний участок.

– Да, вот, видимо, всё это моё богатство, ― усмехнулся Григорий Константинович.

– Вы знали погибшего? Из местных?

– Да как сказать, ― пожал плечами председатель. ― Вроде не узнаю. Хотя, может, из зверосовхоза, или из Кашинки, или из Любавинки, они же тоже на нашу станцию ходят. Так что надо искать, опрашивать. Хотя, может, и видел его где-то, но не помню.

Тело лежало под елями, накрытое старой простынёй, чуть пропитавшейся едкими пятнами. Николаев сдёрнул ткань и услышал, как позади едва слышно взвизгнула стажёр. «Пожалуйста, пусть её не стошнит, пусть её не стошнит. Я не заслужил такого позора!»

Глаза стеклянные с лопнувшими красным сосудами. Лицо восковое, перекошенное. Рубашка у горла была разодрана в клочья и окровавлена.

Майор надел перчатки и отодвинул край рубашки: на коже почти нет повреждений, только на пядь ниже ключиц – две кровавых отметины, точно от рогов. Крови мало. Посмертно.

«Вот Варечке работёнка».

На шее покойника висел серый мешочек. Николаев аккуратно его срезал и открыл. Вдохнул душистый аромат знакомых трав, чуть закружилась голова, закашлялся и завязал мешочек.

«Аир и барвинок. Это аир и барвинок так пахнут», ― в мыслях всплыл голос бабушки.

– А вы уже здесь! Здорово, Павел Антонович!

От садового товарищества через луг два санитара в синей форме несли носилки и покрывало.

– Как нам сегодня-то подфартило-то, да? Уже воняет?

– По такой жаре!

– Будешь осматривать или можно забирать?

Майор и Василенова сделали несколько фото погибшего, и Николаев кивнул санитарам:

– Берите, я уже достаточно видел. И скажите, что подробный отчёт нужен к вечеру.

Когда санитары ушли, майор спросил у председателя:

– Где труп изначально лежал?

«Ну и жарища!»

Григорий Константинович пожал печами. Он тоже запарился. Для встречи с майором он надел накрахмаленную рубашку, но теперь узкий ворот врезался в мясистую шею и поддушивал. Сам председатель был немолод: из тех, которые сначала молодец молодцом, а с возрастом становятся грузными, заплывают, превращаются в шар.