Читаем Князь Яблок (СИ) полностью

Теперь наместники передавали престол по наследству и искали случая опять называться царями. А жители рассказывали, что город старше, чем записано в хрониках. Холмы за городской стеной скрывали каменные гробницы забытых вельмож, а когда рыли колодцы, находили черепки с остатками древней глазури и бронзовые цилиндрики долговых расписок. Значит, ещё в стародавние времена, когда люди говорили на языке богов, здесь было поселение. А потом его истребил и разрушил один из жестоких царей древности. Может быть, это был тот самый Тукульти-Нинутра, который захватил Сирку? Разграбив город, он установил перед храмом Дагона стелу со своим именем - и она стоит там и по сей день.

Начинался нисан, месяц половодья и первых плодов, изобильный, но нехороший. Хуже всего рожать в нисан - ребёнок вырастет и ногами размечет дом своего отца, как бурные воды паводка разметывают поля. Человек в этот месяц рискует пораниться, и кровь потоком брызнет в тяжёлый влажный воздух. Спазмы, боль, конвульсия, ярость - словно острые раковины поджидают под водой нисанского паводка всех беспечных, кто рискнёт ходить босиком.

Обеденная трапеза в храме Дагона, накрытого тенью городского зиккурата, шла своим чередом.

Почтенный жрец Хаммуасипу предпочитал обедать здесь, в трапезной подо львами, подальше от холодных глаз бога.

За годы почётного плена его предки успели породниться с ассирийцами, так что даже без подвитой бороды и усов он достаточно отличался от халдеев, что составляли высшее городское жречество. Густые брови срослись над огромными чёрными глазами, нос был большой, как гора, а смуглое овальное лицо было бесстрастным, словно каменное изваяние. Здоровенный и широкоплечий, он мог бы охотится на львов или командовать армией - но наследственная должность в храме была слишком выгодным делом, чтобы менять её на изменчивую судьбу офицера. Слишком много царей пало в последнее время - но сколько бы не менялись правители на престолах, небо поворачивалось своим чередом и жрецы как и прежде продолжали совершать ритуалы и составлять гороскопы.

На церемониях он всегда старался стоять в стороне. Рядом с его громадной фигурой жрецы-заклинатели могли показаться маленькими и смешными - а для ритуала это нехорошо.

Он тоже был одним из “чистых”, и только перед сном снимал ослепительно-белый жреческий тюрбан из овечьей шерсти с налысо выбритой головы. Поэтому он мог бы приносить пищу богам и есть в верхней трапезной, на зиккурате.

Но Хаммуасипу предпочитал общество рядовых служителей. Как самый внушительный, он надзирал за порядком в пяти городских храмах. И каждый день перед вечерней службой храмовые конюхи и служанки, поварихи и гетеры сообщали ему, о чём шептались купцы и паломники и о чём молят богов горожане.

Самое важное из услышанного Хаммуасипу открывал царю. И царь не раз говорил, что эти сведения для него так же драгоценны, как гадания и гороскопы “чистых” халдеев.

За столом сидели ближайшие сотрудники Хаммуасипу - младшие жрецы, что руководили храмовыми пивоварами, поварами, кузнецами, ростовщиками, гетерами, строителями, ювелирами и другими гетерами, особого рода, каких называют ещё плакальщицами за их высокие, странные голоса. Ели сыр, вяленое мясо и зажаренных свежих тушканчиков, запивали храмовым пивом и заедали первыми плодами. По лицам было заметно, как тоскуют животы по праздничным пирам.

В молодости Хаммуасипу уже насиделся в верхнем зале с круглыми красными колоннами. Тамошние обеды были чопорными, словно служение божеству. Даже явства на столе расставили по зодиаку, и каждому из “чистых” полагалась ровно половинка яблока.

А говорили там об одном и том же - как поразил Мардук северного царя Тугдамму и многих других нечестивых правителей, как поднялся из-под воды павший было город Врат, как отстраивались там храмы и как заселялись в просторные дома при ещё недостроенных храмах новоназначенные жрецы.

И было трудно сказать, что их больше радует - возрождение древнего города, открывшее сотням юношей сокровищницу древней мудрости, чьи створки - глиняные таблички, а запоры - значки старинного письма, или то, что подобное безобразие больше не повторится и жрецами будут, как и прежде, становиться лишь законные дети жрецов.

После десятка лет лет подобных разговоров сердце Хаммуасипу радовалось даже тому, что миски с будничной едой стояли на столе в уютном беспорядке, и каждый брал что хотел и сколько хотел, не нарушая, конечно, правил для мяса и фруктов.

Закончив с пивом, Хаммуасипу вспомнил об одном важном деле. Оно было не очень срочным, но откладывать его не хотел. Вдруг послеобеденный сон может стереть догадку из памяти, и вопрос затеряется среди тяжёлых вестей, что приходят вместе с караванами. К тому же, Эришти-Айя, начальница над гетерами, сидела здесь же, по правую руку.

Жрец наклонился к ней и произнёс тихо-тихо, только для них двоих:

- Вы обещали мне о чём-то поведать.

Эришти-Айя отложила хвост тушканчика, улыбнулась и только потом заговорила.