Читаем Клодиус Бомбарнак (часть сб.) полностью

Так знайте же, что верста равна одному километру шестидесяти семи метрам, что кроме оседлых народностей в Закавказье есть и кочевые: калмыки — их насчитывается пятнадцать тысяч, киргизы мусульманского вероисповедания — восемь тысяч, кундровские татары — тысяча сто человек, сартовские татары — сто двенадцать человек, ногайцы — восемь тысяч пятьсот и, наконец, туркмены — около четырех тысяч![2] И вот, после того, как я так добросовестно изучил Грузию, какой-то «указ» заставляет меня ее покинуть. У меня даже не хватит времени подняться на вершину Арарата, где на сороковой день всемирного потопа остановился Ноев ковчег, этот первобытный баркас знаменитого библейского патриарха!

Ничего не поделаешь, придется отказаться от публикации моих путевых заметок о Закавказье и потерять добрую тысячу строк, для которых в моем распоряжении было не менее тридцати двух тысяч полноценных слов, признанных Французской Академией.[3]

Это жестоко, но спорить не приходится!

Прежде всего я должен узнать, в котором часу выходит из Тифлиса Каспийский поезд.

Тифлисский вокзал — железнодорожный узел, соединяющий три ветки: Западную, которая кончается в Пота, порту на Черном море, где высаживаются пассажиры, приезжающие из Европы; Восточную, идущую до Баку, откуда отбывают пассажиры, которым нужно переправиться через Каспий, и недавно проложенную линию Владикавказ — Тифлис, длиною в сто шестьдесят четыре километра, связывающую Северный Кавказ с Закавказьем. Эта линия на высоте четырех тысяч пятисот футов пересекает Архотское ущелье, соединяя грузинскую столицу с рельсовыми путями Южной России.[4]

Я бегу на вокзал и врываюсь в зал отправления.

— Когда отходит бакинский поезд? — спрашиваю я у железнодорожного служащего.

— А вы едете в Баку? — отвечает он вопросом на вопрос и окидывает меня через свое окошечко таким неодобрительным, строго официальным взглядом, какой всегда сверкает из-под козырька русской форменной фуражки.

— Полагаю, — сказал я, с несколько излишней живостью, — что ездить в Баку не возбраняется?

— Не возбраняется, — сухо ответил он, — но при условии, что паспорт у вас будет в полном порядке.

— Он и будет в порядке, — обрезал я этого грозного чиновника, который, как и все они на святой Руси, скорее походил на жандарма.

И я снова спрашиваю, когда отходит бакинский поезд.

— В шесть часов вечера, — отвечает он.

— А когда прибывает на место?

— Назавтра, в семь утра.

— А я поспею на пароход, отправляющийся в Узун-Ада?

— Поспеете.

И чиновник механическим кивком отвечает на мой поклон.

Вопрос с паспортом меня совсем не тревожит: французский консул снабдит меня всеми документами, которые требует русская администрация. Но выехать нужно в шесть часов вечера, а теперь уже девять утра!

Что ж, если в некоторых путеводителях сказано, что Париж можно осмотреть за два дня, Рим — за три, а Лондон за четыре, то будет очень странно, если для Тифлиса не хватит нескольких часов.

Черт побери, на то я и репортер!

Моя газета потому и послала меня в Россию, что я бегло говорю по-русски, по-английски и по-немецки. Нельзя же требовать от репортера, чтобы он знал несколько тысяч наречий, которые служат средством для выражения мысли во всех частях света! Впрочем, владея этими тремя языками и еще французским в придачу, смело можно разъезжать по обоим континентам. Правда, есть еще турецкий язык, из которого я запомнил всего несколько выражений, и китайский, на котором я не могу обмолвиться ни единым словом. Но, думаю, что легко обойдусь и без них в Туркестане и Поднебесной Империи. Недостатка в переводчиках не будет, и я надеюсь не упустить ни одной интересной подробности из моего путешествия по Великой Трансазиатской магистрали.

Я умею видеть все и все увижу! Скажу откровенно, я принадлежу к тому сорту людей, которые считают, что все на свете служит материалом для репортажа и что земля, луна, небо и сама вселенная только для того и созданы, чтобы давать темы для газетных статей. Значит, и мое перо не будет бездействовать!

Но прежде, чем приступить к осмотру Тифлиса, нужно покончить со всеми формальностями. К счастью, мне не придется добывать «подорожную», без которой нельзя было путешествовать по России в прежние времена, времена курьеров и почтовых лошадей. Этот всесильный документ устранял любые препятствия, обеспечивал быструю смену лошадей, вежливое обращение почтовых чиновников и такую скорость передвижения, что пассажир с хорошими рекомендациями мог проехать за восемь дней и пять часов две тысячи семьсот верст, отделяющих Тифлис от Петербурга. Но как трудно было получить подорожную!

Теперь же достаточно иметь право на проезд — обыкновенный пропуск, свидетельствующий, что вы не вор, не убийца, не политический преступник, а являетесь тем, кого в цивилизованных странах принято считать порядочным человеком. Благодаря помощи, которую мне окажет французский консул, моя особа будет отвечать всем требованиям российской администрации.