Читаем Капитан Бюрль полностью

Внезапно порыв ветра обрушился на улицу Реколе, и хлынувший дождь яростно забарабанил по стеклам. Старуха подняла глаза от камина, где догорали последние ветки, чтобы посмотреть, не заснул ли Шарль над латинским переводом. На этом двенадцатилетнем мальчике она сосредоточила все свои заветные упования, связанные с ее неистребимой жаждой славы. Сначала она возненавидела его, как ненавидела его мать, хорошенькую и болезненную работницу-кружевницу, на которой Бюрль, обезумев от страсти и убедившись, что не сможет сделать ее своей любовницей, имел глупость жениться. Впоследствии, когда мать ребенка умерла и отец окончательно погряз в разврате, г-жа Бюрль вновь предалась мечтам, глядя на хилого мальчугана, которого было так трудно воспитывать. Она хотела сделать его сильным человеком, героем, каким не пожелал стать сам Бюрль; и со свойственной ей непреклонной суровостью тревожно следила за его ростом, ощупывая его тельце и всячески вбивая ему в голову понятие о мужестве. И постепенно, ослепленная этим страстным желанием, она уверовала, что обретет в нем истинного представителя своей семьи. Между тем мальчик, мечтательный и нежный по натуре, питал отвращение к военному делу; но он был послушным и кротким, страшно боялся бабушки и потому с покорным видом повторял за ней, что, когда вырастет большой, непременно будет военным.

Госпожа Бюрль, оторвавшись от размышлений, вдруг заметила, что перевод не подвигается. Шарль, оглушенный свистом бури, с открытыми глазами дремал над тетрадью, не выпуская из рук пера. Обнаружив это, г-жа Бюрль постучала костлявыми пальцами по краю стола, мальчик вздрогнул, открыл словарь и стал лихорадочно его перелистывать. Старуха, все так же молча, поправила головешки, тщетно пытаясь снова разжечь огонь в камине.

В пору, когда г-жа Бюрль еще верила в сына, она вконец разорила себя для него; он промотал ее небольшие сбережения на удовлетворение страстей, каких именно — в это она предпочитала не вникать. И сейчас еще он разорял семью, — все уходило из дому, они жили в нищете, в голых комнатах, на кухне не разжигалась плита. Она, однако, не говорила с ним об этих вещах, ибо, по ее понятиям о дисциплине, он оставался хозяином в доме. Но временами ее охватывала дрожь при мысли, что Бюрль способен в один прекрасный день выкинуть нечто такое, что помешает Шарлю поступить в армию.

Она поднялась, чтобы принести из кухни хвороста, как вдруг ужасный порыв ветра, налетевший в этот миг на дом, потряс двери, сорвал ставень, и из дырявых водосточных труб потоком хлынула вода и застучала по стеклам. Среди оглушительного шума г-жу Бюрль удивил внезапно раздавшийся звонок. Кто мог прийти в столь поздний час и по такой ужасной погоде? Бюрль возвращался домой не раньше полуночи, если вообще ночевал дома. Она открыла. В дверях показался военный, он весь промок и отчаянно чертыхался:

— Черт подери!.. Ну и собачья погода!

То был майор Лагит, старый вояка, служивший некогда, в счастливый период жизни г-жи Бюрль, под началом самого полковника Бюрля. Начав свою карьеру воспитанником полка, он больше благодаря своей храбрости, нежели способностям, достиг чина батальонного командира, но увечье — изуродованная вследствие ранения нога, укорочение мышц бедра — заставило его удовлетвориться нестроевой должностью. Он даже слегка прихрамывал; но напоминать ему об этом не следовало, ибо он всячески это отрицал.

— Это вы, майор! — воскликнула г-жа Бюрль, удивившись еще больше.

— Да это я, черт подери! — проворчал Лагит. — Видно, уж очень я вас люблю, раз вышел на улицу в такой окаянный дождь... Погода такая, что добрый хозяин собаку не выпустит.

Он отряхивался, и у ног его на полу тотчас же образовалась лужа. Затем, оглядевшись кругом, он произнес:

— Мне необходимо видеть Бюрля... Неужели он уже спит, этот бездельник?

— Нет, он еще не приходил, — по обыкновению суровым голосом ответила старуха.

Майор внезапно вышел из себя.

— Как так не приходил? — гневно вскричал он. — Значит, они посмеялись надо мной там, в кафе, у Мелани, знаете ведь... Прихожу я туда, а служанка хохочет мне прямо в лицо и говорит, что капитан пошел домой спать. Черт их подери! Так я и знал!.. Недаром мне хотелось надрать ей уши!

Он умолк и с расстроенным видом нерешительно потоптался по комнате. Г-жа Бюрль пристально смотрела на него.

— Вам нужно говорить с капитаном лично? — наконец спросила она.

— Да, — ответил он.

— А через меня передать вы не можете?

— Нет.

Она не настаивала. Но продолжала стоять, не сводя глаз с майора, который, казалось, не решался уходить. Но тут им снова овладел гнев:

— Что ж, так и быть! Дьявольщина!.. Раз уж я пришел, надо, чтобы вы все узнали... Может, оно и лучше.