Читаем Каннибал из 7-ой квартиры (СИ) полностью

Когда старуха обескровила, Хиггс разбавил скопившуюся кровь чаем из заварочного чайника и бутылкой ситро, нашедшейся в буфете. Размешав получившуюся жидкость лопаточкой для варки варенья - она также обитала в буфете, попробовал на вкус - он был хорош. Довольный этим, Хиггс достал из внутреннего кармана пиджака нож с широким лезвием, уселся на скрипящий венский стул и принялся есть Валентину Ивановну, отрезая кусок мяса за куском и запивая кровью из таза. Делал он это, то есть запивал, с помощью облупленной эмалированной кружки ядовито-зеленого цвета. Думал он о разном. В частности, и о том, что в нем, в Хиггсе, килограмм 120 веса, обескровленная старуха весила килограммов сорок, и потому можно было надеяться, что до рассвета дело будет сделано, тем более, что кости престарелой женщины были хрупкими, то есть серьезно тронутыми остеопорозом, и потому грызлись легко. Голову он развалил ножом на жостовском подносе с характерным букетом. Съев Валентину Ивановну к пяти утра, снес в мусорный бак, стоявший в подворотне, расщепы крупных костей; вернувшись в дом позевал, глядя в окно, затем донага разделся, лег спать на диван лицом к спинке и спал ровно девять дней.

2.

Все это время к Валентине Ивановне, да и вообще в квартиру, никто не стучался. И слава богу, иначе этот явившийся человек увидел бы на диване старухи некое подобие человеческого существа, покрытого осыпающимися струпьями коричневого цвета. На девятые сутки из живота этого существа вылезла маленькая девочка, вся вымазанная в исходном материале струпьев. Она была невысокая, сантиметров семьдесят-восемьдесят, но по лицу ей можно было дать лет пять. Встав на ноги, новорожденная, ища что-то, оглядела комнату, заметила кейс Хиггса. Удовлетворенно покивав головой, подошла к нему, открыла, увидела сверху детскую одежду в целлофановых пакетах. Рассмотрела их по одному, выбрала несколько пакетов с одеждой для девочек, пошла в ванную комнату. Было раннее утро, часов пять, жители квартиры спали, и девочка вымылась без хлопот. Вытираясь перед зеркалом, она жалела, что волосы у нее короткие, и о бантиках на некоторое время можно и не мечтать.

- Да и к черту эти бантики, по-моему я и без них хороша, - подумала она рассматривая свои голубые глаза с хитрецой, высокий лоб и в меру пухлые губы.

Когда девочка вернулась в комнату, Хиггс уже сидел на диване. Он отдыхал от всего с закрытыми глазами. Струпья с него сошли, но выглядел он из рук вон плохо. Девочка, найдя где-то половую щетку, почистила от сора диван и пол вблизи него. Затем, оглянувшись по-хозяйски, убрала всю квартиру. Со стороны это выглядело странно: девочка трех лет убиралась как взрослая женщина, и пот утирала со лба совсем по-взрослому.

Хиггс тем временем пришел в себя. Очувствовавшись, нашел в шкафу чистое полотенце, достал из кейса свежее белье, пошел в ванную, принял душ. В комнату старухи вернулся посвежевшим и тут же занялся решением насущных проблем: надо было что-то делать с соседями по квартире, надо было кормить девочку и решить вопрос с участковым милиционером.

Участковый милиционер - его звали Митрофанов - явился к восьми часам. Он был навеселе, и потому они быстро поладили: 350000 рублей в месяц, платить за квартал вперед. Валентина Ивановна в ипостаси девочки, не обращая внимания на присутствие представителя власти, строившего дачу в престижном районе Подмосковья, вынула деньги из тайника (он был под пыльным ковром, любимцем моли, в конце тридцатых годов еле-еле дотащенным с мусорной свалки; купюры тоненькими стопочками были уложены прямо на паркет), отложила в сторону советские деньги и деньги "павловские", выведенные из оборота, из оставшихся набрала 1000050 рублей и отдала милиционеру, преданно глядя тому в глаза.

Второй вопрос - кормление девочки - решился сам собой. Сразу же после ухода милиционера в дверь тихонько постучали, девочка сказала голосом старухи Валентины Ивановны: - Войдите! - и на пороге появилась мать горбуна. В руках ее была десертная тарелка с дюжиной сырников, обильно залитых густой сметаной. Женщина была подслеповатой, быстро теряла память, и потому, ничему на свете не удивлялась, в том числе и тому, что в квартире Валентины Ивановны хозяйски обитали незнакомые люди, а самой ее не было нигде.

- Я вам сырников принесла! - радостно сообщила она Хиггсу, заинтересованно разглядывавшему ее комплекцию на предмет содержания килограммов живого веса.

- Спасибо, спасибо! - ответил тот. - К сожалению, желудок мой не принимает жирной пищи, но Валентина Ивановна сырники просто обожает.

Когда он завершил свою вежливую фразу, лицо девочки было уже обмазано сметаной, как косметической маской, а сырников на тарелке, осталось всего три.

- Какие вкусные! - сказала девочка Валентина Ивановна. - Никогда таких не ела! А как вас зовут, милая моя благодетельница?

- Серафима Аркадьевна, - ответила женщина, припоминая, сколько сотен сырников со сметаной за 40 лет их знакомства с соседкой перекочевало с общей кухни в эту комнату.

- А сына вашего как величают?

- Виктор Степанович...