Читаем Как я изменил свою жизнь к лучшему полностью

Зинаида погладила кошку Матильду, лежавшую рядом. Не зря говорят: «Бойтесь своих желаний, они могут сбыться». Зимой у Зиночки неожиданно начался кашель, поднялась температура, Федосеева обрадовалась и, предвидя долгожданный отдых, поспешила к врачу, думая, что у нее обычный грипп. Женщина в белом халате оказалась внимательной, она прослушала Зину стетоскопом, а потом отправила ее на флюорографию. Изучив снимок, докторица нахмурилась, велела сдать кучу анализов, потом протянула бумажку и приказала.

– Прямо сейчас ступайте в десятый кабинет на томограф.

– Наверное, надо записаться, – удивилась Зина, – а сколько стоит обследование? Может, без него обойдемся? С деньгами не особо хорошо.

– Алевтина Петровна вам срочное направление выписала, – пояснила медсестра, – платить ничего не надо.

Очень удивленная, но не особо встревоженная поворотом событий Зиночка полежала в «трубе», а потом совершенно счастливая отправилась домой. Слишком заботливая Алевтина Петровна выдала больной освобождение от работы аж на десять дней, а Федосеева рассчитывала максимум на трое суток безделья.

Когда чудесно отдохнувшая Зина пришла закрывать листок нетрудоспособности, врач начала разговор фразой:

– Вы только не волнуйтесь, пришли результаты анализов с расшифровкой компьютерной диагностики.

Сказано это было таким тоном, что Федосеева забеспокоилась.

– Что-то не так?

И тут ей на голову рухнул страшный диагноз: у бухгалтерши опухоль, оперировать поздно, зараза проникла в лёгкие, Зине осталось жить не больше полугода.

– Но у меня ничего не болит, – растерянно произнесла Зина.

– Заболит, – пообещала Алевтина Петровна.

Не успела врач произнести фразу, как у Федосеевой закололо в боку, а из желудка к горлу подступила тошнота.

– Что же теперь делать? – прошептала Зина.

Врач отвела глаза в сторону.

– Сейчас выпишу пару лекарств. Питайтесь правильно, не нервничайте, пока не станет совсем плохо, ходите на работу. У вас есть семья? Супруг, родители?

– Нет, – прошептала Зина, – папа с мамой умерли, замуж пока не вышла. Мне тридцать пять, ещё встречу свою половинку.

– Охо-хо, – вздохнула сидевшая за соседним столом медсестра, – вы не волнуйтесь, когда сляжете, к вам будет приходить соцработник, государство не бросает одиноких безнадёжных больных.

На следующий день Зина опоздала на службу на полчаса, и когда Игорь Михайлович, красный от гнева, начал: «Это ни в какие ворота не лезет…» – крикнула начальнику: «Мне плевать на ваши нотации, если хотите, увольняйте, все равно умираю!»

А потом, бросив на стол противного дядьки выписку из своей истории болезни, убежала плакать в туалет.

Когда Федосеева вернулась в комнату, её встретила тишина, но через пару минут коллеги кинулись к женщине и начали утешать.

– Ерунда, ты поправишься. Все будет хорошо.

– Нет, – рыдала Зина, – нет. Врач сказала, что в России не помогут, можно попытаться обратиться в клинику Германии, но знаете, сколько там стоит лечение иностранки с моей проблемой?

Когда Федосеева назвала сумму, в комнате опять стало очень тихо. Первой опомнилась Настя Колесникова.

– Глупости! В Москве прекрасные врачи. Зина, нельзя сдаваться! Борись! Иди к другому доктору, ищи специалиста.

Федосеева снова заплакала. Хорошо Анастасии сейчас произносить пустые, ничего не значащие слова. Борись! А как?

Пару недель коллеги старательно заботились о Зине, ей приносили из буфета пирожки, пересадили к стене, где не дуло от окна, не заваливали работой, а Игорь Михайлович перестал делать подчиненной замечания по поводу опозданий. Но потом все привыкли к мрачному виду Зинаиды, к тому, что она пьёт таблетки, постоянно жалуется, рыдает, и перестали сочувствовать женщине.

Через три месяца после того как офис узнал о тяжёлом состоянии сотрудницы, Настя праздновала день рождения. Колесникова притащила на работу несколько тортов, получила подарки, стала угощать присутствующих чаем, все улыбались, желали Колесниковой счастья и здоровья…

Зина сидела мрачнее тучи, она поковыряла бисквит с кремом, ощутила тошноту и ненависть к Анастасии.

– Зинульчик, – воскликнула именно в этот момент Колесникова, – чего такая грустная?

– Ты забыла, что я умираю? – закричала Зина. – У меня всё болит, еле хожу, голова кружится. Вы тут радуетесь, а я гибну.

Весёлые разговоры стихли, потом Ольга Тимофеева резко произнесла:

– Ну, мы-то не виноваты, что с тобой беда случилась, хотим помочь, но ты не желаешь ничего делать, других врачей не ищешь, не борешься, только стонешь и жалуешься. У Насти день рождения, неужели нельзя было сегодня удержаться от рассказа о своих болячках?

Зинаида убежала из кабинета, проревела до конца рабочего дня в туалете, потом бросила на стол Георгию Михайловичу заявление об уходе и уехала домой. Никто из коллег не стал уговаривать женщину остаться, ее рассчитали.

Зина осела в квартире, на улицу она выходила только для того, чтобы купить продукты себе и корм для двух кошек, Матильды и Греты. Кошки были единственными друзьями Федосеевой, им она жаловалась без устали, повторяла: