Читаем Исповедник полностью

— Ты поступил очень плохо, Эд, — святой отец с трудом подбирал слова. — Ты должен покаяться… и понести наказание. Но сделать это должен добровольно!

— Нет! — воскликнул Эд. — Ни за что! Я не сдамся… Меня никто не видел…

— Так ли это? Разве нет над всеми нами Того, кто видит всё? Разве скроется что-то от Него? Ты заблудился, Эд, в неверии и страхе…

— Отче, мне нужен совет…

— Я уже дал тебе его!

— Отче… Отче… — в голосе Эда явственно слышалось отчаяние.

— Покайся, сын мой…

— Я… каюсь, отче. Истинно говорю… всем сердец и душой. Я каюсь! — последнее Эд почти прокричал.

— Тогда я отпускаю тебе грехи, сын мой, — священник печально покачал головой. — Помолись за погубленного тобой человека, помолись за свою душу… Всё, что мог, я для тебя уже сделал.

Человек за ширмой часто задышал. Священнику даже послышалось сдавленное рыдание.

— Иди и не греши больше. Аминь.

Отреагировав на код-фразу включился механизм ликвидации кратковременной памяти. Щёлк — и святой отец забыл всё, о чём рассказывал сидящий за тонкой деревянной стенкой человек.

— Спасибо, отче, — прошептал Эд и выскочил из кабинки. Дробно простучали каблуки по звонкому мрамору пола, хлопнула дверь…

И в церкви не осталось более ни одной живой души.

За тридцать с лишним лет много людей прошло через исповедальню. Священник многих повидал, но не помнил ничего, что ему рассказывали. Да это и к лучшему, как ему казалось. Так было проще общаться с милыми, добрыми прихожанами, не зная, не помня их прегрешения.

Священник вышел во дворик церкви. Проводил взглядом Эда — хороший человек, добрый. Наверное, пересидел с друзьями в пивной и поругался с женой дома — вот и пришёл исповедаться. Как-то Эд рассказал, что ещё мать его приучила каждую неделю ходить в церковь на исповедь. Много согрешил или мало — неважно. Приди и помолись, очисти душу.

Добрая традиция…

Добрый человек…

Святой отец, прихрамывая, направился в свой любимый садик. Колено барахлило — механические части оказались не так долговечны, как электроника. А для такой старой модели, как он, почти уже не осталось запасных деталей. Шутка ли — тридцать с лишком лет служит он Господу, принимает исповеди, утешает и благословляет людей.

Да и что его страдания, по сравнению с муками Господа нашего Иисуса Христа…

Господь терпел и нам велел…

Но колено порой отзывалось на каждое движение почти что человеческой болью. Неизвестно от чего старые детали начинали барахлить. На погоду, наверное — повысилась влажность или температура резко понизилась. Кто знает?

Склонился к цветам. В садике нашли пристанище и заботу растения со всех уголков человеческого Универсума. "Алые теневики" с Марса, "огнецветки" с Капеллы, дикие тюльпаны из Средней Азии, "асфодели" с Харона…

Священник взрыхлил землю вокруг "сирианской мандрагорры" чуткими пальцами. За долгие десятилетия он привык к этой земле, чувствовал её. Нет, не обонянием, которого у него не было, не зрением или слухом, которые превосходили человеческие во много раз…

Он понимал эту землю. Он любил её, верил ей.

И земля, и растения отвечали взаимностью.

Тихо прозвенел колокольчик на калитке.

Кто-то пришёл?

Священник тяжело поднялся с ложемента — глухо взвыли сервомоторы. С каждым годом всё труднее и труднее исполнять обязанности. Он не успел полностью восполнить заряд. Но ничего… Потом, потом. Главное — люди. Если кто-то нуждается в утешении, то негоже священнику думать о себе.

Звонко и весело зацокали каблучки по полу — такая знакомая лёгкая походка.

Священник улыбнулся…

Магди.

Непослушное золото волос, огромные зелёные глаза, насмешливые ямочки на щеках. Самая искренняя, самая светлая, самая верная из прихожан. Каждый раз, когда она приходила в гости, священнику казалось, что в полумраке церкви восходит маленькое ласковое солнце. Он никогда не испытывал настоящих человеческих чувств, кроме сострадания, симпатии, негодования и радости — большего не позволял с-контур. Но священнику казалось, что его отношение к Магди можно обозначить столь сложными понятиями как дружба и привязанность. И может, ещё примешивалось чуть-чуть восхищения таким прекрасным творением Господа.

Скрипнула дверь…

— Добрый день, отче.

Священник уловил признаки слёз в её голосе…

— Добрый день, Магди. Что-то случилось?

— Да, отче. Мне нужно исповедаться…

— Конечно, Магди. Проходи.

Лёгкий шелест шёлковых занавесей, тихий, на грани слышимости, гул установки "белого шума".

Привычно скрипнуло дерево сиденья…

— Я слушаю тебя, дочь моя.

— Отче, я согрешила. Я призналась в любви двум мужчинам. У меня связь и с одним и с другим … Я запуталась, святой отец!

— Почему же ты не сделаешь выбор?

— Не знаю, отче. Мне трудно понять саму себя…

— Просто расскажи мне. А я постараюсь дать нужный совет.

Губы распухли после ночи. Всё тело заполнено сладкой истомой. Нет сил вставать… Как хорошо, что сегодня воскресенье — не надо рано просыпаться, идти на работу, пробиваться сквозь толчею метро.