Читаем Искры гнева (сборник) полностью

— Да, наверное! — сказал в сердцах Мартын. — Подосины и обручи заставят…

— Ничего, Данило выручит, — успокоил Головатый. — Спой, сделает…

Лукаш и Савка, слушая непонятную перемолвку старших, догадывались: речь идёт о кузнеце… Только где ж он здесь, в степи?

С суровым, молчаливым атаманом Мартыном Цеповязом никто не обращался так вольно, по-приятельски, как этот с рыжеватыми обвислыми усами, однорукий Гордей Головатый.

В кругу чумаков Гордея уважали за рассудительность, спокойный характер, за мудрые присказки и рассказы об удивительных историях, которых он наверняка знал множество, но рассказывал их только в связи с каким-нибудь случаем. Одни говорили, что Головатый был в Запорожской Сечи, ходил с кошевым атаманом Иваном Сирком в поход на Крым и в бою с татарами лишился левой руки. Другие уверяли, что руку ему отрубил какой-то запорожский есаул, а за что — неизвестно. Когда Гордея, бывало, спрашивали, что у него случилось с рукой, он отмалчивался или шутя отвечал: «Таким родился…»

Года два или три тому назад Гордей прибился к казацкому селу Каменке, да так и остался здесь. В Каменке и начали звать его Головатым, Захожим (Зайдой). Некоторые, правда, уверяли, что так звали-величали его и на Сечи. Всех удивляло, почему он, понизовец, не имеющий ни воза, ни волов, чумакует? Но ответить на этот вопрос никто не мог. Гордей Головатый так и оставался для всех тайной, загадкой.

— О каком это кузнеце он нам говорил? — не утерпел Савка, когда Гордей отошёл от ник.

— Правда, о ком это он? — спросил и Лукаш. — Да и где быть здесь этой кузнице?..

Старый атаман молчал. Кряхтя от натуги, он продолжал внимательно осматривать и ощупывать возы, иногда незлобно покрикивая на своих помощников.

Осмотр прервали кашевары. Они призывно затрубили в рог, сзывая к ужину.

В небе гасли последние отсветы, будто откуда-то из-за горизонта надвигались огромные чёрные невидимые крылья. Сумерки густели. И вскоре над степью нависла ночь…

…На другой день, как только стало светать и на атаманском возу прогорланил петух, Мартын разбудил Савку и Лукаша. Началась та же работа — осмотр возов.

— Четыре шкворня, четыре обруча, девять подосин… — недовольным голосом подсчитывал атаман. — Это ж какой убыток! Это ж, хлопцы, очень много!

— А что ж теперь делать? — спросил Савка.

— Как что? Обновить надо!

— Но как? — переспросил Савка и, сдвинув удивлённо плечи, ухмыльнулся.

— Вот ты и будешь обновлять, — проговорил Мартын, заметив Савкину ухмылку.

После осмотра атаман приказал ребятам идти к оврагу, найти там воду, снять с себя грязную, испачканную в дёгте одежду, искупаться и переодеться в чистое.

Вскоре Лукаш и Савка явились принаряженными — хоть на гулянье. Они были в широких синих шароварах, в белых с мережеными воротниками сорочках. Мартын внимательно оглядел парней и, как видно, остался доволен их бравым видом. Затем он велел им взять собранное железо и два мешка: один — с рыбой, а другой — с солью — и отправляться в дорогу.

— Пойдёте вот так прямо, — показал атаман на север, — и вон за тем горбом увидите хутор, который называется Зелёный…

— Ищите глазами сторожевую фигуру.

— К ней и направляйтесь! — советовали чумаки.

— А там спросите, — продолжал атаман, — кузнеца Данилу. Скажите ему, чего пришли: так, мол, и так, обломались, мол, в пути. Да будьте почтительными, чтобы не подумали, что вы дурни. И ещё скажите ему: кланяемся, мол, всем чумацким гуртом, вместе с Мартыном Цеповязом, старая собака ещё на своих двоих и прыткий, как хорт, и ещё скажите, что в другой раз, мол, он заглянет, а сейчас у него много хлопот, да и спину ломит. Вот так и скажите, не забудьте. Отправляйтесь!

Ребята подхватили мешки и не спеша, как обычно делают люди, получившие важное задание, тронулись в путь. Когда отошли от лагеря, оглянулись: атаман стоял на переднем возу и медленно то поднимал, то опускал руку, будто приказывая идти дальше и дальше или утверждая, что они идут правильно, той дорогой, которой нужно.

Лукаш и Савка ускорили шаги, они сбежали в лощинку и тут же выскочили на пригорок. Перед ними открылся необъятно широкий простор. Лагерь уже скрылся из глаз, он остался где-то там позади. Не сговариваясь, Лукаш и Савка побросали наземь мешки и, выпрямившись, полные молодой силы, юношеского задора, радостные, что они на воле, без надзора, кинули в степь тугое, на полные груди:

— Гей! Гей!

Потом схватили друг друга в крепкие объятия и начали бороться.

— А куда ж нам идти? — спросил вдруг Лукаш, снимая руку с плеча товарища.

Топчась, они вглядывались во все стороны, но перед глазами всё вокруг было одинаковым.

— Хотя бы солнце показалось, — проговорил удручённо Лукаш. — Но видишь, небо, как на грех, стало пасмурным, нахмурилось.

— Если бы солнце, — согласился Савка, — тогда бы мы сразу определили, где какая сторона. А сейчас мы как в мешке.