Читаем Инструктор по убийству полностью

Исходя из подобных предположений, я находился рядом с солдатами во время всех испытаний, собирал их отзывы и замечания, записывал пожелания, чтобы потом все это рассортировать, внести в дневник и отправить производителю. А еще более ценным, как мне казалось, было мое личное мнение. Может, это и выглядит слегка самонадеянно, но я со своим боевым опытом мог понять больше, чем рядовые солдаты. Поэтому я обычно сам принимал участие в испытаниях. Это казалось мне естественным, совершенно обязательным делом и сказывалось при заполнении дневника испытаний. Командирам взводов и рот приходилось полегче. Они обязаны были писать просто отзывы. Я их сортировал, анализировал, заносил в дневник самое важное, но этим не ограничивался, сами отзывы тоже прикладывал к дневнику.

Но любые испытания всегда начинались с ознакомления с предметом, то есть с теоретического курса, который я читал сам. Только дважды в моей практике случалось, что от производителя приезжал человек, который сам этим занимался и ставил задачи. Но несравнимо чаще это приходилось делать мне. Поэтому опыт преподавания я имел и надеялся привнести что-то свое в подготовку бойцов спецназа ФСБ.

Я собрал в сумку все необходимое, уже приготовился выйти из дома, когда в кармане заголосил телефон. На этот номер мог звонить только один человек.

Мне пришлось задержаться и ответить:

— Слушаю вас, товарищ полковник!

— Как настроение, Виктор Вячеславович?

— Боевое.

— Уже наслышан про твои утренние подвиги. Полковник Альтшулер отправил донесение в Москву, в котором весьма лестно отозвался о твоих действиях. Собственное сообщение послал наверх и подполковник Балакирев, но оно ушло шифротелеграммой, потому мы не смогли его прочитать, хотя имеем текст.

— Что, даже лейтенант Холмогорский не в состоянии такую работу выполнить? — с легкой издевкой в голосе спросил я, помня, как гордится полковник Самохин мастерством своего хакера.

— Не может, — мрачно ответил тот.

Я и сам отлично знал, что современные коды расколоть практически невозможно. Солидные многоэтажные центры, набитые по всем стенам шкафами с вычислительной техникой, могут что-то разобрать только в том случае, если при шифровании текстов допускаются серьезные нарушения. Хотя эти заведения, к счастью собственных сотрудников и своего командования, относительно легко справляются с кодограммами, имеющими значительно более слабую систему защиты, и уже этим окупают собственное содержание.

Тут надо сказать, что в армейской системе кодограммами отправляются документы, имеющие гриф не выше, чем «Секретно». Бумаги с грифами «Совершенно секретно» и «Особой важности» высылаются только шифротелеграммами. Но большая часть документации имеет низший гриф секретности, поэтому кодограммы используются значительно чаще.

Знал все это и полковник Самохин. Он просто не мог этого не ведать, поскольку в годы своей службы в спецназе ГРУ занимал более высокую должность, чем я. Но я понял, что серьезность его тона была вызвана моими словами о лейтенанте Холмогорском. Хотя у меня и в мыслях не было принизить заслуги этого офицера. Я и сам совсем недавно с успехом пользовался его умением.

— Я вот что звоню. — Валентин Юрьевич в очередной раз показал свою покладистость, решил не углублять тему, которую посчитал для себя болезненной, и перешел на другую.

— Слушаю вас, товарищ полковник.

— Ты как сейчас, не за рулем, не в дороге? Можешь разговаривать?

— Я еще дома. Только на выход собрался. Говорите. Слушаю вас.

— Завтра ты приступаешь к новой для себя работе.

— Так точно, товарищ полковник. В девять тридцать утра первая группа, в одиннадцать тридцать — вторая.

— Так у тебя две группы будет? Откуда они людей-то наберут?

— Полковник Альтшулер сказал, что сотрудники оперативного отдела заинтересовались такой возможностью. А я сам настоял, чтобы всех разбили на две группы. Мне так легче будет за бойцами следить, оценивать, кто как задание выполняет.

— Я вижу, ты серьезно за дело взялся. — В голосе полковника Самохина прозвучал укор.

— Я, товарищ полковник, к любому делу, порученному мне, отношусь только с полной серьезностью. Иначе просто не умею. Я с детства человек ответственный.

— Да, Виктор Вячеславович. В этом наша с тобой беда. Тебе приходится обучать людей, которые призваны тебя отлавливать. Выходит, что ты готовишь своих потенциальных противников, а делать это ты умеешь только на совесть, хотя их серьезная квалификация представляет опасность для тебя самого. Я понимаю, что и для настоящих врагов тоже, тем не менее это вполне может аукнуться и тебе самому. Ты настоящий профессионал, не способный относиться к делу с прохладцей. Этого я и опасаюсь, хотя в твоих качествах не сомневаюсь нисколько.

— Я отлично понимаю, товарищ полковник, что ко мне будут присматриваться очень даже внимательно. Я теперь буду под боком у этих оперов, и им будет нетрудно заметить что-то, в чем я, как они надеются, проколюсь. Только я-то себя знаю, умею быть в нужные моменты особенно сильно сконцентрированным и промаха не допущу.