— Все равно обманывать нельзя… — Мама вышла из кухни. — Постой, Саня, ты куда? Постой!
Но Саня, не слушая, уже мчался вниз по лестнице.
Комиссионный магазин помещался неподалеку, за три квартала. Саня иногда заходил туда — все ждал, что кто-нибудь принесет бачок для кинопленки. Ему не нравилось в магазине: сумрачное помещение, в котором целый день горит электрический свет, затхлый запах, тихие грустные вещи, преданные своими хозяевами и покорно ожидающие новых.
Он подошел к прилавку, на котором лежали фотоаппараты, часы, барометры.
— А тебе что, мальчик?
Юркая продавщица с острым птичьим лицом смотрела на него с откровенным подозрением.
— «Кама»… «Кама» у вас продается?
Где-то в глубине души он хранил надежду, что папа все же не понес «Каму» в комиссионный.
— «Кама»?
Саня проследил за взглядом продавщицы и увидел камеру. Вот она, в кожаном футляре… Висит на гвозде, словно безработная авоська. Его «Кама»!
— А деньги у тебя есть? — спросила продавщица.
— Мне только посмотреть.
— У нас не ТЮЗ. Отойди отсюда, не мешай покупателям.
Как выручить «Каму»? Как выручить?
К прилавку подошел мужчина в шляпе и стал шарить любопытным взглядом по выставленным вещам.
— А это что? — спросил мужчина, тыча перед собой длинным пальцем.
У Сани екнуло сердце.
— Узкопленочная киносъемочная камера, — с готовностью ответила продавщица и сняла «Каму» с гвоздя. — Один на восемь миллиметров.
— Интересно!
Мужчина пробежал глазами инструкцию, запустил пальцы в футляр и, схватив шнур, бесцеремонно, словно щенка за шкирку, вытащил камеру. Покрутил в руках, стал заводить пружину.
— Хватит! — не выдержал Саня.
— Почему — хватит? — Мужчина посмотрел на него недоверчиво. — Тут сказано — двадцать поворотов.
— Не обязательно до самого конца.
— А как фотографировать?
— Не фотографировать, а снимать… Нажимать вот эту кнопку.
— Интересно!
Мужчина нажал кнопку изо всех сил. «Кама» жалобно щелкнула. Саня стиснул зубы и с ненавистью посмотрел на костистые пальцы мужчины. Они все жали и жали кнопку. «Кама» трещала, надрываясь, а мужчина улыбался, широко и бессмысленно, как грудной младенец занятной игрушке.
Завод кончился. Мужчина завел пружину еще раз и снова принялся щелкать. Больше Саня не мог выдержать этой пытки. Он выхватил «Каму» из рук мужчины.
— Вы же сломаете!
— А тебе что? — обиделся тот. — Интересно!
— Уходи отсюда! — накинулась на Саню продавщица, отбирая аппарат. — Кому я сказала?
Саня отошел и с замиранием сердца стал наблюдать за мужчиной издалека. Но тот, пощелкав еще немного, вернул «Каму» продавщице. Он вовсе не собирался ее покупать.
Саня вздохнул с облегчением.
Кончился рабочий день, народ пошел гуще. «Кама» уже побывала в нескольких руках, но снова возвращалась на место.
Серьезная опасность возникла перед самым закрытием магазина.
Саня уже хотел уходить, но тут заметил у прилавка мальчишку с отцом. Мальчишка смотрел на «Каму» и хлопал в ладоши:
— Вот, вот!
Они попросили камеру и стали рассматривать, по-хозяйски, не щелкая зря, и Саня почувствовал, что надо немедленно что-то предпринять, если он не хочет навсегда лишиться своей «Камы». Он набрал воздуха, нырнул в гущу людей, пробрался между шубами и пальто и вынырнул возле прилавка, совсем рядом с мальчишкой. Бросил на камеру пренебрежительный взгляд и произнес негромко, чтобы не услышала продавщица:
— Дрянь!
Мальчишка сразу насторожился:
— Откуда ты знаешь?
— А у меня была точно такая же. Фокусировки никакой — все смазывает. И потом пружина.
— Что пружина?
— Сразу полетела. Еле-еле сбагрил через комиссионку.
— Видишь! — отец мальчишки пихнул «Каму» обратно в футляр. — Я же тебе говорил: обождем, пока будет в фотомагазине.
— Вот правильно! — поддержал его Саня. — А то тут такое купите…
— Опять ты! — подскочила к нему продавщица. — Вот я сейчас милиционера позову… Не слушайте вы его, хорошая камера, новая совсем.
Но зерно сомнений, посеянное Саней, уже дало ростки…
Когда Саня возвращался домой, у него уже не так болела душа. До завтрашнего дня «Кама» в безопасности. Теперь надо уговорить папу взять ее обратно из магазина.
Но это оказалось делом невозможным. Папа пришел очень поздно и говорить с Саней не стал. Не помогли ни Санины слезы, ни мамино ходатайство.
Утром Саня решил: надо снова идти в комиссионный. До половины одиннадцатого он просидел в классе, а затем, сделав кислое лицо, пошел в учительскую к Елизавете Петровне.
— Голова болит? — встревожилась учительница. — Не заболел ли?
Она озабоченно положила Сане на лоб мягкую руку, и ему стало не по себе. Он бы ни за что не стал ее обманывать, если бы не «Кама».
— Жара нет. Наверное, так, весеннее. Иди домой, полежи.
У выхода он столкнулся с Вадимом Соколовым — в школе его звали просто Соколом. Он шел с улицы. Румяный, возбужденный, весь мокрый — играл в снежки.
— Ты куда?.. Постой!
Он увлек Саню к раздевалке, осмотрелся — вокруг никого не было — и быстро прикоснулся пальцами к своему правому уху, к глазу и, наконец, ко лбу.
— Таобоскоа — Икс, — произнес он при этом.
— Таобоскоа — Зет.