Читаем Граф Феникс полностью

В числе этих агентов «подполья» XVIII века был и знаменитый Калиостро – непостижимая смесь гения и низости, знаний и невежества, великодушия и пройдошества, авантюрист и миссионер, жрец тайны, алхимик и врач, умеющий читать звездную книгу небес. Калиостро появляется под разными именами в разных странах. В 1779 году он явился в Петербург и прожил здесь около девяти месяцев. Именно этот эпизод и взят темой нашего романа.

В то время в петербургском обществе господствовал фривольный и насмешливый атеизм во вкусе Вольтера. Обряды церкви соблюдались лишь для приличия, «для людей». Императрица-вольтерианка, поклонница и воспитанница методически ясной и поверхностной доктрины энциклопедистов, либералка для Европы, феодалка у себя дома, хитрая и ловкая Екатерина не терпела мистической темноты. Но в Гатчине был «малый двор». Уже из одного духа противоречия все, отвергаемое «большим» двором, имело успех при «малом». Мистицизм и таинственность были в высшей степени близки сложному, странному, мечтательно-романтическому характеру Павла Петровича.

Письма цесаревича к митрополиту московскому, красноречивому Платону, обычно благословлявшему аристократическим дам, характеризуют Павла Петровича как глубоко религиозного человека, жадно ищущего Бога. Такое душевное состояние делало Павла отзывчивым к тем течениям европейской мысли, что вели к увлечению оккультными знаниями, к духовидению, к общению с иными мирами. Сухой рационализм, безличный, абстрактный Бог философов не отвечали страстным исканиям идеала, кипящих революционных чувств.

Мистицизм особенно развился в Германии. Лафатером и Сведенборгом увлекались все. Возникли бесчисленные мистические ассоциации и оккультические общества. Но дух века превращал их в горнила грядущего европейского переворота. Секта теософов, принявшая средневековое наименование Розы и Креста, в лице Шрепфера, открывшего в 1772 году ложу в Лейпциге, привлекла множество адептов. Идеи розенкрейцеров привил великой ложе Берлина другой апостол, теософ и шарлатан Веллнер. Это странное состояние умов перешло и в Россию. Доктрины теософов проникли из Германии в замки курляндских баронов, где занимались вызыванием духов, астрологией, химией, магией. Далее мистические учения распространились в Петербурге и Москве. Здесь увлекались мечтаниями Сведенборга.

Еще около 1765 года аристократию Петербурга волновал своими чудесными историями знаменитый адепт магии, составитель гороскопов и вызыватель духов граф де Сен-Жермен. В 1779 году Петербург посетил Месмер и увлек многих туманным учением о мировой жидкости, о цепи живых существ, о токах, концентрируемых сильной волей человека. Только и говорили, что о чудесных исцелениях, совершенных Месмером. Скоро масонские ложи сильно размножились. В 1787 году в России насчитывалось 145 лож, а в Польше – 75. Особенно чувствительным было влияние на русское масонство Сен-Мартена. Книга его «О заблуждении и истине» была переведена, хотя с пропусками во многих местах.

Мечтательный, экзальтированный великий князь Павел Петрович увлекался мистикой. Он любил мистерии, оккультные связи, адептов и книги, проповедовавшие эти идеи. Шведский король был пропитан мистикой и окружен ясновидящими. Его брат, герцог Зюдерманландский, по ночам в пустынных парках совершал таинственные заклинания. Интимным другом Павла Петровича, ведшим с ним сердечную переписку, был прусский король Фридрих-Вильгельм, всецело преданный теургии и герметическим наукам, и едва ступив на престол, окружил себя магами, духовидцами и теософами. Два авантюриста высшей марки, Веллнер и Бшпофвердер, наставляли наследника Фридриха Великого в «тайнах тайн». Влияние розенкрейцеров и роль престидижитаторов в Берлине была огромна. Павел Петрович вел с прусским королем тайную мистическую переписку и, несомненно, находился под сильным влиянием берлинских иллюминатов. Кроме того, Павел Петрович во время заграничного путешествия посетил в Швейцарии Лафатера и потом вел с ним переписку. Что касается Сен-Мартена, то он был весьма близок с августейшим семейством герцогов Вюртемберг-Монтбельяр. Сен-Мартен имел в числе наиболее усердных учеников многих членов высокой знати. Одним из многочисленных русских друзей основателя секты мартинистов, приобретенных им в Лондоне, был Кошелев. Он я представил Сен-Мартена ко двору замка Монтбельяр. Августейшая родительница Марии Федоровны прониклась к нему любовью. Философ, русский вельможа и принцесса завтракали втроем в гроте Этюпа и вели сладостную беседу.

Насколько глубоко было влияние герметизма и теософии на русскую аристократию, видно из того, что оно продолжалось и в XIX веке, еще в царствование императора Николая Павловича. «Влияние энциклопедистов на двор Екатерины II миновало, уступив место разного рода попыткам, – говорит в своих воспоминаниях граф В. А. Сологуб. – Возникли идеологи, мыслители, искатели социальной правды и даже философского камня, что, впрочем, одно и то же.