Пётр Петрович торопился: не стоило опаздывать на встречу. Хоть забот навалилось по самую макушку, дела лучше отложить на пот…
Руслан Камалетдинович Шагманов
Фантастика / Фантастика: прочее 18+Пётр Петрович спохватился и с неподдельной тревогой осмотрел толпу детей, пытаясь отыскать жёлтое платьице.
- Папа, а что ты делаешь? - раздался голос Регишки.
Гарин вздрогнул от испуга, но тут же успокоился и с удивлением взглянул на дочь, которая проявила интерес к его бесплодному занятию.
- Как видишь, работаю.
- Даже в воскресенье? Мама же постоянно ругается, что работа для тебя важнее семьи.
Петра Петровича кольнула совесть. В упрёке дочери Гарин почувствовал Светланины нотки вечного недовольства. Он понимал, что именно одержимость работой стала первопричиной развода. Устами младенца, как говорится. Но что-то уже изменить, вернуть ушедшую любовь или хотя бы былые отношения, в голову не приходило. Ум был занят иной неразрешимой проблемой. Вот и сейчас, успокоившись, что дочь отыскалась, Пётр Петрович снова уставился на экран планшета.
- Ты, папа, не туда смотришь, - встряла Регишка.
- А куда надо?
- Ну, вот же ошибка, - ткнула пальчиком в экран Регишка.
- Ты хочешь сказать... - от потрясения Пётр Петрович дал петуха и оборвал фразу. - Ты хочешь сказать, что разбираешься в математике?
- Тематику мы в садике проходим, - подтвердила Регишка. - Ия Сергеевна детишков до десяти считать учит.
- А ты?
- А мне с ними не интересно. Мы с мамой уже дроби изучаем, просто я некоторые правильные названия забываю.
Всё чудесатее и чудесатее!
Расскажи Гарину об этом случае кто-то посторонний, вряд ли бы поверил. А тут...
Теперь для него Светлана раскрылась с совершенно другой стороны. Раньше Пётр Петрович был убеждён, что для его жены нет ничего важнее внешнего вида. Всегда одетая с иголочки, она и мужа своего заставляла выглядеть под стать. Перекошенный галстук - преступление, а оторванная пуговица на костюме - вселенская катастрофа. Словом, совсем не знал Гарин, оказывается, свою жену.
Два потрясения за день: дочь, ходящая в подготовительную группу детского сада, запросто соображала в математике, и жена оказалась не красивой, набитой ватой куклой, а очень умной женщиной. В своём эгоизме Пётр Петрович просто не желал видеть очевидных фактов.
Гарин успокоился, снова включил планшет, вывел на экран формулу, над которой бился уже целую неделю, и показал дочке.
- И что тут неправильного, по-твоему?
- Вот эта толкающая рука даёт петельку, и тогда паровозику не хватает сил двигать вагончик. А если поменять крестик на закорючку, то всё будет замечательно.
Пётр Петрович пытался, конечно, переводя на математический язык, понять Регишкин детский лепет, но не сумел.
- Так ты утверждаешь, что вот здесь должна быть лямбда, а не эпсилон?
- Ты как ребёнок, - отчитала отца Регина. - Не нужно никаких силонов, просто открываешь двери, и ты - уже на месте. Пошли лучше купаться.
- В мае не купаются, вода ещё холодная. А в бассейн не успеем.
- Мы не в речке будем, и не в бассейне, а в море.
- Ну и фантазии у тебя, Регина, на целый союз писателей. Где ж я тебе сейчас море найду? Надо билеты на самолёт покупать, лететь часов десять, потом ещё час от аэропорта на такси. Когда же успеть-то?
- Ух ты, пух-ты, - тоном мультяшного Барбоскина пропыхтела Регишка. - Ты прямо дошколёнок, всё тебе объяснять нужно.
- Объясни.
- Это же очень просто, - всплеснула руками Регина. - Находишь нужную дверь, заходишь, запускаешь паровозик, и - всё! Пошли уже!
- Куда?
- Купаться! На море.
- Но...
- Всё, бери зайца, - терпенье у Регишки лопнуло, и она сердито топнула ножкой. - Зажмурься и дай мне руку.
Гарин спорить не стал, убрал планшет в карман и сделал всё, как просили.
Ладошка дочки была горячей, словно только что выпеченный пирожок, едва не обжигала руку Петра Петровича. Он только собрался, вопреки приказу, подсмотреть, что вокруг происходит, как заяц в левой руке стал наливаться тяжестью, увлекая за собой. Гарина качнуло влево и тут же едва не опрокинуло вправо.
Складывалось устойчивое ощущение, будто он находится в ускоряющемся вагоне метро, в котором отсутствовали поручни, от чего не было никакой возможности держаться, и тело болтало из стороны в сторону. Не хватало разве что шумового эффекта в виде перестука колёс на стыках рельсов. Пётра Петровича мотнуло так, что он не удержался на ногах, выронил игрушку и опрокинулся. Тяжесть на мгновение бетонной плитой придавила его напоследок, после чего исчезла, оставив ощущение лёгкости во всём теле. В ушах - звенящая тишина, заглушающая всё на свете. Гарин попытался открыть глаза, но не сумел. Они словно слиплись клейкой лентой.
Слух постепенно вернулся, и Петру Петровичу показалось, что совсем неподалёку бьётся прибой.
- Пап, вставай, всё веселье проспишь, - послышался требовательный Регишкин голос.
Пётр Петрович кое-как разлепил веки, и его ослепил резкий солнечный свет. Гарин снова зажмурился и через секунду приоткрыл один глаз. Над ним нависла, перекрыв солнце, Регишка.
- Расстегни мне платьишко, я купаться буду.
- Где мы? - машинально спросил Пётр Петрович, дождавшись пока глаза привыкнут к яркому свету.
Гарин, кряхтя, уселся, оглядел всё вокруг. От увиденного необычайного зрелища оторопел и удивлённо охнул.