Читаем Фанатик полностью

Как ни странно, Женевьева подозревала, что жизнью она была обязана Мантикоре. Если бы Восьмой Флот Звездного Королевства не начал свое ужасающее наступление на Народную Республику Хевен, то Государственная Безопасность, вероятно, приняла бы решение уничтожить её подразделение. Но… Оскар Сен-Жюст попал между молотом и наковальней, и, вероятно, решил, что просто не может позволить себе потерять какую бы то ни было часть флота без абсолютной на то необходимости.

Таков, по крайней мере, был смысл сообщения, пересланного двум супердредноутам ГБ доверенным головорезом Сен-Жюста.

Она повторно изучила голограмму. «Не предпринимать никаких дальнейших действий против кораблей или персонала Флота до моего прибытия. Военное положение критическое».

Такое положение вещей оставалось неизменным в течение трех очень напряженных недель, с тех пор как новости о попытке переворота МакКвин достигли отдаленной столицы сектора Ла Мартин. Весь Республиканский Флот в секторе был по сути, пусть и неофициально, под арестом. Весь флот с прошлой недели — когда капитаны супердредноутов потребовали отозвать все корабли из патруля. Женевьева Чин и её люди находились в эквиваленте тюрьмы строгой изоляции, с двумя свирепыми СД Государственной Безопасности, стоящими на страже, в то время как все ждали прибытия нового молодого надзирателя.

— Вы знаете что-нибудь о нем, Юрий?

Юрий Радамакэр, Народный Комиссар гражданина коммодора Жан-Пьера Огилви, отошел от двери.

— Лично — нет. Но я нашел чип с записью в каюте Джамки. Это личное послание Сен-Жюста.

Огилви напрягся.

— Вы его взяли? Ради Бога, Юрий…

— Не могли бы вы успокоиться? — отмахнулся Радамакэр. — Теперь, когда Джамка мертв, яявляюсь старшим офицером ГБ этого оперативного соединения — фактически всего сектора, даже если командиры тех двух СД не обращают никакого внимания на мой высокий ранг. Факт обыска мною каюты Джамки после обнаружения его тела не покажется никому подозрительным. На самом деле, подозрение бы вызвало, если бы я этого не сделал.

Он вынул чип из кармана.

— Что касается этого… — он пожал плечами. — Конечно, я должен буду его уничтожить. Вернуть его назад не оставив слишком много следов не получится никак. Но я сомневаюсь, что его отсутствие будет замечено, даже если Сен-Жюст задастся этим вопросом.

Радамакэр скривился.

— Джамка был не только лентяй, и после того, как кто угодно изучит более десяти процентов чипов, которые разбросаны в его квартире, он поймет…

Он снова пожал плечами.

— Все мы знали, что он был порочным извращенцем. Позвольте любимчику Сен-Жюста, — он махнул чипом в сторону голограммы, — немного поваляться в том навозе, и я не думаю, что он будет волноваться о пропавшем частном сообщении Сен-Жюста.

Юрий вставил чип в голопроектор. Через секунду изображение офицера сменилось. Офицер был тот же самый, но не в формальной позе. То, что начало воспроизводиться, являлось записью беседы между офицером и непосредственно Сен-Жюстом, которая была сделана, скорее всего, недавно в кабинете Сен-Жюста.

— Отдаю этому парню должное, — пробормотал Радамакэр. — Он — весь из себя ГБ, но, похоже, скроен из другого материала, чем Джамка. Смотрите.

Адмирал Чин зачарованно наклонилась вперед. Качество звука в голопроекции было столь же хорошим, как и само изображение — и не удивительно, учитывая, что Сен-Жюст для своего собственного кабинета получал самое лучшее оборудование.

Первое, что поразило адмирала Чин, было то, что руководитель Государственной Безопасности Хевена казалась меньше, чем она помнила. Женевьева не видела Сен-Жюста лично уже много лет, да и тогда только на расстоянии во время большого официального мероприятия. Тогда Сен-Жюст располагался в задней части подиума на приподнятом возвышении, на значительном расстоянии от Женевьевы. Тогда он казался крупным человеком. Теперь, в голопроекции, сидящим за столом в собственном кабинете, он ей казался просто маленьким, не привлекающим внимания бюрократом. Если бы Чин не знала, что Оскар Сен-Жюст был, возможно, самым хладнокровным убийцей из существующих, то она приняла бы его за клерка средних лет.

Это отчасти объясняло впечатление. Но Женевьева знала, что причины, по которым Сен-Жюст казался ей намного меньше, были главным образом психологическими. В последний раз, когда она видела Сен-Жюста, она ненавидела и боялась его, и задавалась вопросом, будет ли она всё ещё жива к концу недели. Она и теперь ненавидела Сен-Жюста — и всё ещё задавалась вопросом, насколько долго проживет — но течение времени и медленное возрождение уверенности в себе по мере того, как она превращала сектор Ла Мартин в актив для Республики, унесло прочь большую часть откровенного ужаса.

Дверь в кабинет Сен-Жюста открылась и тот же самый молодой офицер ГБ, лицо которого она рассматривала ранее, был пропущен в кабинет секретарем. После этого секретарь закрыл дверь, не входя в комнату.