Читаем Божественная комедия полностью

По собственному признанию Данте, толчком к пробуждению в нём поэта явилась трепетная и благородная любовь к дочери друга его отца Фолько Портинари — юной и прекрасной Беатриче. Поэтическим документом этой любви осталась автобиографическая исповедь «Новая Жизнь» («Vita nuova»), написанная у свежей могилы возлюбленной, скончавшейся в 1290 году. Входящие в состав «Новой Жизни» два десятка сонетов, несколько канцон и баллада содержат в себе утончённое философское толкование пережитого и пламенеющего чувства, благостного образа любимой. Стихи перемежаются прозой, комментирующей их возвышенное содержание и связывающей отдельные звенья поэтических признаний и размышлений в последовательный автобиографический рассказ, в дневник взволнованного сердца и анализирующего ума — первый литературный дневник личной любви и философических чувствований в новой европейской литературе.

В «Новой Жизни» поэтические переживания Данте облекаются в формулы «сладостного стиля» поэзии его друзей и литературных наставников — Гвидо Гвиницелли, Кавальканти, Чино да Пистойя и всего того круга молодых тосканских поэтов, которые в изысканных словах и утончённых формах философской лирики славят великие очарования вдохновенной, приобщённой к идеальным сферам любви и воспевают волнения возвышенных и сладостных чувств. И всё же — в этом состоит немеркнущее значение «Новой Жизни» — поэтическая формула не заслоняет её ясной устремлённости к реально значимым, пластическим, осязаемым и действительно чувствуемым жизненным ценностям. Сквозь мерные строфы сонетов с их усложнённой философской образностью, за метафизическими выкладками изощрённой, схоластической мысли и особенно в прозаическом рассказе об обстоятельствах своей любви Данте раскрывает перед читателем своё живое и жизненное мироощущение, если не подчиняющее себе книжно-поэтическую премудрость «сладостного стиля», то уже свидетельствующее о новых направлениях лирики и о новых, жизненных источниках лирических переживаний.

Ещё в флорентийский период Данте прилежно изучал схоластическую философию. Мысль его, естественно, попала в плен тех уродливых мистических измышлений, которыми переполнены писания Фомы Аквинского, наиболее реакционного и тлетворного из всех богословских «авторитетов» эпохи. И однако, одновременно с этим, уже вступая в сферу пробуждающихся гуманистических интересов, он усваивал наследие классической литературы во главе со столь почитавшимся и в средние века Вергилием. В изгнании занятия эти, видимо, расширились и углубились. Скитаясь по разным итальянским городам, посетив даже Париж — центр философско-богословских занятий того времени, Данте приобрёл энциклопедические знания в области схоластической науки и натурфилософии, ознакомился с некоторыми системами восточной, в частности арабской, философской мысли и всмотрелся в широкие горизонты общеитальянской национальной политической жизни, очертания и направления которой вырисовывались в соперничестве папской и светской власти, в борьбе городов-коммун с абсолютистскими притязаниями знати, в захватнических стремлениях жадных заальпийских соседей. Движение мысли Данте к овладению всей суммой знаний его времени не шло наперекор традициям средневекового мышления, склонного к энциклопедическим обобщениям, но в этом движении ясно вырисовывалась та черта, которая свидетельствовала о наступавших новых временах, — черта непокорной и взыскательной личности, утверждающей себя и свои предвосхищения будущего в окружении уже остановившейся в своём историческом развитии, формальной и застывавшей культуры.

В схоластическом этико-философском трактате «Пир» и в написанном на латинском языке пространном утопическом рассуждении «Монархия» Данте в полной мере следует средневековым традициям мысли. Во втором из этих трудов, став на сторону политической программы гибеллинства {Гибеллины — сторонники власти императора и противники светской власти папы.} с его стремлениями к универсальной феодальной империи, идеализируя эту империю как путь к ликвидации раздробленности нации и ослабляющих её междоусобий, Данте, при всей практической реакционности ряда своих политических утверждений и при всей иллюзорности своих оторванных от действительности оценок, выступает как один из первых в итальянской литературе носителей общенационального сознания и патриотов национального государства. Недаром деятели национально-освободительного движения начала XIX века и борцы за обьединение Италии во главе с Джузеппе Мадзини объявляли его своим идейно-политическим предтечей.

Национальной идеей проникнут и позднейший научно-философский, на этот раз лингвистический и историко-литературный трактат «О народном языке», посвящённый превознесению достоинств «народного красноречия», то есть общеитальянского языка, основой которого служит речь родной автору Тосканской области, призванная быть орудием общеитальянского национального сознания.

Двадцатилетняя жизнь Данте как политического изгнанника, время, когда он с глубокой остротой познал: